Охотники на мамонтов
Шрифт:
— О женщина, зачем ты запомнила так много слов! Что называется, научил на свою голову. Похоже, мне скоро придется серьезно остерегаться твоего языка. — Он обнял Эйлу за талию и взглянул на нее глазами, полными любви и гордости. — Ты действительно отлично освоила язык Зеландонии, Эйла. Просто невероятно, как быстро ты все запоминаешь! Как тебе это удается?
— Стараюсь изо всех сил. Ведь я вступаю в новый мир. Старые связи порваны. Для Клана я умерла, и мне нет пути назад.
— И ты можешь обрести новые связи. Ты можешь стать Эйлой из племени
— Я хочу быть с тобой.
— Но ты сможешь по-прежнему быть со мной. То, что тебя примут в племя Мамутои, не означает, что ты никогда не сможешь покинуть его… Мы можем пожить здесь… некоторое время. А если что-то случится со мной — ведь все может быть, ты же понимаешь, — то тебе совсем не помешает это новое родство. Ты сможешь остаться с близкими тебе людьми.
— Ты имеешь в виду, что твои намерения могут измениться?
— Намерения? Нет, они не изменятся, если ты не захочешь этого.
Эйле показалось, что он произнес эти слова с оттенком легкого колебания, но, похоже, говорил искренне.
— Джондалар, пока я только Эйла из Неведомого племени. Если Мамутои примут меня, то я уже буду связана с ними. Я стану Эйлой из племени Мамутои. — Она отошла от Джондалара на пару шагов и добавила: — Мне нужно подумать об этом.
Развернувшись, она побрела в сторону костра, где лежал ее заплечный мешок. «Если я собираюсь скоро покинуть их вместе с Джондаларом, то, наверное, мне не следует соглашаться, — размышляла она. — Это будет нечестно. Но он говорит, что хотел бы остаться здесь. На время. Может, пожив подольше, он изменит свое намерение и захочет навсегда остаться в Львином стойбище». Раздумывая над всем этим, она явно пыталась найти некое оправдание своему желанию принять предложение Талута.
Засунув руку под парку, Эйла коснулась амулета и мысленно обратилась к своему тотему: «Пещерный Лев, может быть, ты дашь мне какой-то знак, укажешь верный путь? Я люблю Джондалара, но мне также необходимо обрести семью. Талут и Неззи хотят удочерить меня, они хотят сделать меня дочерью Львиного… Да, именно Львиного очага. И Львиного стойбища! О Великий Пещерный Лев, неужели ты специально привел меня к ним, а Я просто до сих пор не обращала на это внимания?»
Она повернулась кругом. Джондалар спокойно стоял там, где она оставила его, молча наблюдая за ней.
— Я решила. Я соглашусь! Я стану дочерью Львиного очага, стану Эйлой из племени Мамутои.
Она заметила легкую тень, омрачившую на мгновение его лицо, но потом он улыбнулся:
— Хорошо, Эйла. Я рад за тебя.
— О, Джондалар, правильно я решила? Вдруг вся эта затея приведет к печальному концу?
— Никто не может ответить на этот вопрос. Кто знает?.. — сказал он, направляясь к ней и одним глазом поглядывая на потемневшее небо. — Я надеюсь… все закончится хорошо для нас обоих. — Они на мгновение прижались друг к другу. — Думаю, нам пора возвращаться.
Эйла потянулась за жесткой сыромятной сумкой, чтобы упаковать ее, но вдруг что-то отвлекло ее внимание. Она
— Джондалар! Ты только посмотри! Ты видел когда-нибудь нечто подобное?
Взяв у нее камень и окинув его прищуренным взглядом, он посмотрел на Эйлу с оттенком благоговейного страха.
— Это кусок янтаря. У моей матери есть почти такой же. Она считает его очень ценным. А твой — по-моему, даже лучше. — Он заметил, что Эйла смотрит на него каким-то застывшим взглядом. Она выглядела потрясенной. Ему казалось, что он не сказал ничего особенного. — Что с тобой, Эйла?
— Знак… Это знак, посланный мне моим тотемом, Джондалар. Дух Великого Пещерного Льва говорит мне, что я приняла верное решение. Значит, он хочет, чтобы я стала Эйлой из племени Мамутои!
Эйла и Джондалар тронулись в обратный путь; ветер все усиливался, и, хотя солнце еще стояло высоко, свет его был затуманен облаками сухой лессовой пыли, вздымавшейся с подмерзшей земли. Вскоре порывы ветра стали такими неистовыми, что путники уже с трудом различали дорогу сквозь эту пылевую завесу. Стрелы молний пронзили сухой морозный воздух, послышались глухие раскаты грома. Когда неподалеку от них вспыхнула очередная молния и прогремел гром, Удалец испуганно шарахнулся в сторону и встал на дыбы, а Уинни тревожно заржала. Седоки спешились, чтобы успокоить перепуганного жеребенка, и отправились дальше пешком, ведя за собой лошадей.
К тому времени, когда они подошли к стойбищу, колючий холодный ветер изрядно обжег их лица, небо потемнело и началась настоящая пыльная буря. Находясь всего в нескольких шагах от земляного дома, они с трудом разглядели сквозь эту сумрачную завесу фигурку человека, удерживавшего в руках нечто такое, что сопротивлялось и вырывалось, точно живое существо.
— А, вот и вы! — прокричал Талут, перекрикивая завывания ветра и удары грома. — Я уже начал беспокоиться.
— Что ты делаешь? Могу я чем-то помочь? — спросил Джондалар.
— Мы начали делать навес для лошадей Эйлы, когда заметили, что надвигается гроза. Но я не предполагал, что разыграется пыльная буря. Этот ураганный ветер сорвал все наши укрепления. Думаю, сейчас лучше завести лошадей в дом. Они могут переждать непогоду во входном помещении, — сказал Талут.
— А что, Талут, такие бури у вас не редкость? — спросил Джондалар, удерживая край тяжелой шкуры, которую едва не унесло очередным порывом ветра.
— Нет. Последние несколько лет их и вовсе не было. Погода наладится, как только снег основательно покроет землю, — сказал Талут. — Тогда мы будем сражаться только с метелями и буранами! — со смехом заметил он и, нырнув в земляной дом, придержал тяжелый занавес, чтобы Эйле и Джондалару было удобнее провести лошадей внутрь.