Охотники на Велеса
Шрифт:
— Вы куда? Что-нибудь случилось?
— Не ходи туда, польский посланник. Целее будешь, — ответил кузнец Житобуд.
— Здорово, Житобуд, — успешно скрывая то, как сильно колотится сердце, сказал Всеслав. — Что происходит?
— А, Велесовы копыта! Возле святилища выяснилось, что Любава пропала.
Всеслав еле удержал в себе выдох неимоверного облегчения.
— Она же ведьма, с другой стороны. Они, что думали, она добровольно убьется, что ли? Сама в жертву принесется? Я так и не сомневался, что она исчезнет в конце. И пока волхвы эти из-за нее мельтешились и
— На конях?! Тут же кругом болота.
— Что видел, то видел. Въехали на конях воины и принялись живехонько окружать все сборище. Мы-то с краю стояли, вот и бросились наутек.
Кузнец с товарищами быстро пошли обратно в Муромль, а Всеслав остался стоять. Что-то не давало ему покоя. Наконец, он сосредоточился на этой ускользающей мысли. И точно. Когда он, обо всем забыв, скакал от города по дороге к святилищу, он мельком видел след Любавиной кобылы, уводящий в сторону. Гулену недавно перековали, и, по настоянию Всеслава, кузнец отметил подковы небольшими звездочками.
Всеслав, когда он находился в хладнокровном устроении, считался неплохим следопытом. И сейчас он решил вспомнить о былой славе своей. Неторопливо вернулся назад, нашел то место, где след уводил в сторону и проехал по следу. Таким образом, он сначала попал на поляну, где Гулена дожидалась Любаву, по следам понял, что кобыла дождалась хозяйку. И далее поехал по протоптанной тропинке.
Любава как раз решила перенести дрова из-под навеса в избу, поближе к печке, как на полянку точно по ее следам въехал Всеслав. Одно полешко девушка от неожиданности выронила. Но только одно. Полуобернулась, кивнула своему преследователю и неторопливо вошла в избу. Неторопливо. Не выдавая своей тревоги.
Маловероятно, что польский посланник приехал с добром. Сообразил уже, скорее всего, что его использовали новгородцы в своих целях. Оскорбленный мужчина, воин. А она здесь совсем одна. Помощи ждать неоткуда. Кругом пустой, заснеженный лес.
И Любава сняла с крюка и пристегнула к перевязи меч в ножнах. Кинжал-то у нее всегда висел на поясе.
Всеслав, пока возился со своим конем под навесом конюшни, а сена и соломы здесь хватило бы на несколько лошадей на пару недель, действительно, все более и более раздражался. Он мог забыть, что его дурачили, более того, использовали в своих целях новгородцы, только пока верил, что самой Любаве грозит мучительная смерть. Убедившись в том, что с ней все в порядке, никто ее в жертву приносить не будет, что новгородцы обвели вокруг пальца не только его самого, но и всю здешнюю и нездешнюю колдовскую братию, он почувствовал, что это его до глубины души задевает.
Да, напрямую, надо отдать ей должное, Любава его никогда не обманывала, но дурачить дурачила. А он так беспредельно испугался за нее, что даже предложил ей стать его женой, чтобы спасти. Как же он, наверное, смешно выглядел в ее глазах. Ведь она точно знала, что смерть ей не грозит.
С большим трудом обуздав нарастающую злость, недостойную воина, он вошел в избу, сам еще не зная, что он сейчас сделает или скажет.
Любава стояла в полутемном углу, скрестив руки
Всеслав остановился в дверях и молчал, не зная, с чего начать. Рядом с этой девицей его досада, боль и горькая злость слегка поутихли. Он был все же рад, ее видеть. И чувство облегчения, которое он так недавно пережил, узнав, что она жива, снова наполнило его душу.
— Есть хочешь? — прервала молчание Любава.
— Потом можно? Сначала поговорим.
— Хорошо, — Любава обрадовалась мирному тону Всеслава и мирному желанию поесть после разговора. Нужно попытаться спокойно поговорить. Может, он выскажется, плюнет ей в лицо, допустим, и уедет? Правило второе дружинницы: никогда не извлекай меч без крайней необходимости.
— Садись хотя бы. Тебе все рассказали обо мне? Нет, тебе не могли рассказать все. Что тебе рассказали обо мне?
Всеслав снял тулуп, повесил его на гвоздь у входа и заставил себя сесть. Глухо звякнул его меч.
— Из Суждаля вернулся мой брат, — начал воин невыразительным голосом. — Мы с ним обсудили тебя, и он заподозрил, что ты и вправду не ведьма. Он помнил тебя еще по тому времени, когда ваша Ингигерд мирила варягов Брячислава с Ярославом.
Любава обхватила себя руками.
Какой промах Гостомысла. А если бы Мечислав приехал из Суждаля раньше? Или он бы не приехал?
Всеслав откинулся к стенке и, не отрываясь, наблюдал за ней.
— Мы наведались к тебе домой и нашли скрепленные пергаменты с записью наговоров. После чего нам все стало ясно.
— Не знаю, что вам стало ясно…
— … мы поняли, что ты не ведьма, что ты сознательно выдавала себя за ведьму…
— … но теперь я могу все рассказать, — обезоруживая его своей искренностью, сказала Любава. — Теперь уже можно. Я дружинница княгини…
— Мечислав вспомнил.
— … и выполняла приказы своего воеводы. Вот ты, Всеслав, скажи. У тебя, наверняка, была своя дружина. Ты бы потерпел дружинницу, которая хотя бы колеблется в выполнении твоих приказов?
— Не потерпел бы, — ошарашено признал Всеслав. — Но я бы и вообще не потерпел дружинницу в своей дружине.
— Ну и ладно. Тебя никто и не просил. Ты выполнял приказы своего воеводы, а я — своего.
— Ага, но у тебя бы ничего не вышло, — сквозь зубы процедил Всеслав, — если бы не я. Твой воевода включил меня в свои планы?
— Да, — виновато прошептала Любава. — Это Гостомысл. Он легко предсказывает поведение людей в разных обстоятельствах.
— А то, что я, как последний дурак, потеряю из-за тебя голову и попрошу тебя стать моей женой, чтобы спасти от ужаса жертвоприношения, это он предсказал?
Потрясенная его почти что выкриком, Любава промолчала.
— Молчишь? А я мог бы изменить интересам своего князя из-за тебя, — с нарастающей яростью вновь заговорил Всеслав. И добавил, уже сам себе удивляясь, с отчаянием, плохо прикрытым сарказмом в голосе, — да я и сейчас в состоянии изменить Болеславу ради тебя. Одобрит ли такой брак твой Гостомысл?