Охотники в снегу
Шрифт:
— Очень болит, Фрэнк.
— Болело бы поменьше, если бы ты не дергался. А сейчас мы едем в больницу. Куда мы едем? Ну-ка скажи: я еду в больницу.
— Я еду в больницу.
— Еще разок.
— Я еду в больницу.
— А теперь просто повторяй это про себя, и не успеешь заметить, как мы уже будем там.
Когда они проехали несколько миль, Таб повернулся к Фрэнку.
— Слушай, я такого дурака свалял, что сказать страшно.
— То
— Оставил бумажку с маршрутом в кафе, на столе.
— Подумаешь. Я и без нее все помню.
Снег поредел, и облака над полями начали рассеиваться, но теплее не стало, и через некоторое время и Фрэнк, и Таб продрогли до костей. Фрэнк чуть не съехал в кювет на очередном повороте, и они решили остановиться у следующего придорожного кафе.
В туалете была автоматическая сушилка для рук, и они по очереди стояли перед ней, расстегнув куртку вместе с рубашкой, чтобы струя горячего воздуха овевала лицо и грудь.
— Знаешь, — сказал Таб, — я рад тому нашему разговору. Рад, что ты мне доверяешь.
Фрэнк разжал и снова сжал пальцы под носиком сушилки.
— Я так на это смотрю, Таб: человек — он все же не остров. Он должен кому-то доверять.
— Фрэнк…
Фрэнк ждал.
— Когда я говорил насчет своих гормонов, я врал. Правда в том, что я обжираюсь, как свинья.
— Слушай, Таб…
— Днем и ночью, Фрэнк. В ванной. За рулем. — Он повернулся и подставил горячему ветру спину. — У меня даже на работе, в коробке с бумажными полотенцами, и то есть заначка.
— Значит, с гормонами… то есть с обменом веществ у тебя все в порядке? — Фрэнк снял ботинки и носки. Он задрал под сушилку сначала правую ногу, потом левую.
— Ну да. Не хуже, чем у всех.
— А как Алиса — она знает? — Сушилка выключилась, и Фрэнк стал обуваться.
— Никто не знает. И это самое паршивое. Не то, что я толстый, — я никогда особенно не мечтал быть худым, — а вранье. Ведешь двойную жизнь, будто ты какой-нибудь шпион или убийца. Странно сказать, но я этим парням сочувствую, ей-богу. Я знаю, что им приходится выносить. Знаю, что это такое — все время себя контролировать. Все время чувствовать, что люди за тобой следят, что они только и ждут, как бы тебя прищучить. Ни минуты не можешь побыть самим собой. Прикидываешься, что съел на завтрак один апельсин, а потом набиваешь брюхо по дороге на работу. «Марсами», «Сникерсами». Печеньем. Пряниками. — Таб посмотрел на Фрэнка и быстро отвел взгляд. — Противно, да?
— Таб. Таб, — Фрэнк покачал головой. — Дружище. — Он взял Таба
— Фрэнк…
— Садись.
Когда принесли еду, Фрэнк нарезал масло ломтями и положил на оладьи. Потом взял бутылку сиропа и вылил ее всю, водя над тарелками туда-сюда. Потом облокотился на стол и подперся рукой.
— Валяй, Таб.
Таб съел несколько штук и стал вытирать губы. Фрэнк отнял у него салфетку.
— Это тебе ни к чему.
Таб вернулся к еде. Сироп тек у него по подбородку прозрачной струйкой и капал вниз.
— Давай, Таб, — сказал Фрэнк и подтолкнул к нему по столу вторую вилку. — Жми, не стесняйся. — Таб взял вилку в левую руку, опустил голову и принялся за дело всерьез. — Очищай тарелку, — сказал Фрэнк, когда оладьи исчезли, и Таб по очереди поднял все четыре тарелки и вылизал их досуха. Потом откинулся назад, совсем запыхавшись.
— Отлично, — сказал Фрэнк. — Теперь ты сыт?
— Да, — ответил Таб. — Я еще никогда не был так сыт.
Одеяла Кенни снова сбились кучей у заднего бортика.
— Сдуло, наверное, — сказал Таб.
— Ему от них все равно никакой пользы, — сказал Фрэнк. — А нам, пожалуй, пригодились бы.
Кенни что-то пробормотал. Таб нагнулся к нему.
— Что? Громче.
— Я еду в больницу, — сказал Кенни.
— Молодец, — сказал Фрэнк.
Одеяла помогли. Ветер по-прежнему дул им в лицо и на руки Фрэнка, но теперь друзьям стало гораздо лучше. Свежий снег на дороге и деревьях искрился в лучах фар. Прямоугольники света из окон фермерского дома лежали на синем снегу на полях.
— Фрэнк, — немного погодя сказал Таб, — знаешь что? А ведь тот фермер попросил Кенни убить собаку.
— Серьезно? — Фрэнк помолчал, обдумывая услышанное. — Ай да Кенни. Ну дает! — Он рассмеялся, а вслед за ним и Таб. Потом, все еще улыбаясь, Таб обернулся и поглядел в заднее окошко. Кенни лежал, обхватив руками живот, шевеля губами под звездами. Прямо наверху была Большая Медведица, а позади, между носками ботинок Кенни, в направлении больницы, висела Полярная звезда, спасительница мореходов. Грузовик плавно покачивался на неровностях дороги, и звезда тоже покачивалась между ботинками Кенни вверх и вниз, все время оставаясь на виду. «Я еду в больницу», — прошептал Кенни. Но он ошибался. Они давно уже пропустили нужный поворот.