Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)
Шрифт:
— Но ведь это… это…
— …единственно правильное решение, месье.
— Разве такое обследование не проводилось уже однажды?
— Да, но кем? Местными чиновниками?
— Неужели ваше величество намерены включить в состав комиссии видных представителей общественности?
— А почему бы и нет?
Леопольд явно наслаждается растерянностью, написанной на лице банкира, а потом с улыбкой заключает:
— Само собой разумеется, я позабочусь о том, чтобы в состав комиссии в случае необходимости вошел и беспристрастный наблюдатель.
Триста шестьдесят лет прошло с тех пор,
После двух веков забвения один французский путешественник во второй раз открыл его в девственных лесах Южной Америки, но понадобилось еще столетие, прежде чем европейским химикам удалось изготовить из незнакомого сырья ценный материал.
В конце концов капиталистическая экономика всего за несколько десятилетий создала на базе каучука новые отрасли промышленности, привела во многих районах к организации разветвленной системы эксплуатации, обусловила чередование периодов расцвета и кризиса, падение биржевых курсов и развязала колониальные разбойничьи войны. Каучук завоевал мировой рынок и стал исходным материалом для тысяч различных изделий.
Он прочно вошел в быт миллионов цивилизованных людей.
Но также и в расчеты нескольких десятков политиков.
18
В августе 1904 года Морель получает из Соединенных Штатов приглашение выступить с речью о Конго на предстоящем Международном конгрессе мира в Бостоне.
Король Бельгии, услужливыми писаками поставленный об этом в известность, посылает за океан несколько хорошо вышколенных ораторов и срочно предоставляет одной американской торговой фирме концессию в Конго. В результате два агентства печати, связанные с этой фирмой тесными финансовыми отношениями, наводняют штат Нью-Йорк панегириками в честь «филантропической деятельности Леопольда в Африке».
В тот же сентябрьский день, когда «Нью-Йорк Америкен» на своих страницах разоблачает эту махинацию, Морель приезжает в гигантский город на берегу Гудзона и, войдя в гостиницу «Уолдорф-Астория», попадает в число слушателей некоего господина, в течение нескольких часов распинающегося в ресторане отеля перед иностранцами о «государстве Конго — светлой главе в истории Черного континента».
Та часть прессы, которая не продалась миллионерам — грабителям Конго, встречает Мореля благосклонно. Он едет в Вашингтон, где на следующий же день получает личное приглашение Теодора Рузвельта в Белый дом.
По поручению Общества проведения реформ в Конго, Общества защиты туземцев, Общества борьбы с рабовладением и Международного общества мира Морель вручает президенту памятную записку. Он добавляет от себя, что многие общественные деятели Европы, известные своим мужеством и честностью и не входящие ни в одно из этих объединений, также взирают на Соединенные Штаты с надеждой, что они повлияют на короля Леопольда и добьются проведения назревших реформ.
Президент спрашивает:
— И все эти люди разделяют ваше мнение относительно характера реформ?
— Вполне, сэр.
— Позволяют ли вам ваши полномочия назвать мне какое-нибудь имя, чтобы я мог убедиться в добропорядочности этих господ?
— Могу сослаться хотя бы на бывшего генерального комиссара Французского Конго господина де Бразза.
Теодор Рузвельт старается воспользоваться случаем, чтобы опередить и британских политиков, затеявших
В это время Морель встречается с Марком Твеном, И семидесятилетний старик, прошедший суровую школу жизни и перепробовавший профессии печатника, лоцмана на Миссисипи, редактора газеты, репортера, коммивояжера, издателя и писателя, познавший глубину человеческой глупости, преодолевший пессимизм и вот уже двадцать шесть лет подряд разящий буржуазное общество едким пером сатирика, пишет острый сатирический рассказ о короле Бельгии.
7 октября две тысячи делегатов Конгресса мира в Бостоне встречают бурей оваций страстную речь Мореля.
А он и не подозревает, что в это самое время конголезские правительственные войска бесчинствуют в округе Мангала. Целые деревни превращают в пепелища, расстреливают сотни восставших сборщиков каучука, душат женщин, топят стариков, рубят на куски детей.
И восстание, вспыхнувшее одновременно в двадцати разных пунктах, то зверски подавляемое войсками, то вновь разгорающееся, охватывает три огромных округа.
Официальные сообщения, посланные своим правительствам некоторыми консульствами, аккредитованными в Конго, и десятки фотографий замученных, повешенных и умерших от голода, внезапно появившиеся в либеральных газетах, вынуждают короля Бельгии назначить наконец следственную комиссию, в состав которой входят Камилл Янссен, бывший генерал-губернатор Конго, барон Ниско, председатель Верховного суда Конго, и государственный советник доктор Шумахер из Швейцарии.
Британское министерство иностранных дел предоставляет в распоряжение комиссии полную копию доклада Роджера Кезмента, содержащего все имена, даты и названия населенных пунктов, опущенные при публикации, и предлагает допустить к участию в работе комиссии английского представителя. Сначала Леопольд отклоняет это предложение, но потом делает ход конем и приглашает в качестве четвертого члена комиссии англичанина Мэкки, давнего акционера компании АБИР.
В декабре комиссия прибывает в район верхнего течения Конго. Там она три месяца занимается обследованием, причем половину этого времени проводит в районах сбора каучука. Члены комиссии посещают деревни, опрашивают жителей и солдат, агентов и миссионеров, осматривают тюрьмы, собирают показания комиссаров и старейшин деревень — и в марте 1905 года возвращаются в Брюссель.
В это же время Саворньян де Бразза, которого французское правительство вынуждено было уполномочить на проведение аналогичного обследования во Французском Конго, присылает сообщения об опустошенных полях, угнанных стадах скота, разрушенных деревнях, казненных людях, о самоубийствах и страшных эпидемиях, о замученных, оскопленных, забитых бичом до смерти, об опустевших районах.
Министерство по делам Конго, скрыв предоставленные бельгийской комиссией материалы, лишь в ноябре публикует наконец ее отчет, где обнаруженные комиссией злодеяния, о которых не смог умолчать даже барон Ниско, трактуются как непорядки, носящие чисто местный характер.