Охотники за Костями
Шрифт:
Старший сержант выругался, утер пот и заревел, требуя эля.
Странные дела творятся сегодня в "Повешенном"… но вино и эль всё смоют, а крадущийся за окном рассвет… ну, он принадлежит иному миру, не так ли?
Глава 24
Сделайте же вдох
Полной грудью вдох
О друзья мои
И держитесь так
Ибо тонет мир
Тонет чудный мир.
"Много ликов у хаоса, этого мира между
Вдалеке блестят магические вспышки, раздаются звуки боя, но местность, по которой бредут они, нависла над головами безмолвным саваном. Слышны лишь чавканье сапог в серой грязи, хруст доспехов, лязг оружия, по временам эдурские или летерийские ругательства. Эти слишком близкие звуки бросают в дрожь.
Дни безумия, жестокого напоминания, что дела могут идти все хуже и хуже. Жизни падают в грязные лужи, чтобы стать опорой для ног свежих воинов, ковыляющих на бессмысленную битву.
"Мы движемся на бой, изображая равнодушие к тому, что окружает нас". Он не был глупцом. Он рожден в племени, которое все считают примитивным, отсталым. Воинские касты, культы крови и бесконечные вендетты. Гралийцы не знают сложных размышлений, ими движут мелкие желания и непонятно на чем основанные суеверия. Но разве нет мудрости в создании правил, удерживающих безумие в рамках, не позволяющих лить кровь чрезмерно щедро?
Таралек Виид понял, что в какой — то мере пропитался духом цивилизации; он будто подхватил болотную лихорадку — сон омрачался видениями гибели целого клана. Ему снилось, что он желает смерти всем — детям, женщинам, старикам — и желательно от собственной руки. В благоприятные часы он мечтал о резне более умеренной, такой, что оставит достаточно сородичей, чтобы править ими — без законов, своевольно решая, жить им или умереть. Он стал бы вожаком волчьей стаи, управлял бы повелительным взглядом, доказывал абсолютный контроль каждым движением.
Во всем этом нет никакого смысла.
Впереди эдурский воин Алрада отдал приказ об остановке; Таралек Виид сполз по липкой, покатой стенке оврага, поглядел на свои ноги. Казалось, они оканчиваются сразу под коленями — дальше лишь мутная вода, отразившая серое мутное небо.
Темнокожий Алрада Ан прошел мимо колонны воинов и остановился подле Таралека и стоявшего позади него Джага. — Сатбаро Рангар сказал, мы близко. Скоро он откроет врата. Да, загостились мы в этом Королевстве.
— Что это значит? — спросил Таралек.
— Лучше, чтобы местные не видели нас. Мы кажемся им привидениями, духами, еще одним бредущим мимо воинским отрядом. Но даже такие видения могут порождать… рябь.
— Рябь?
Алрада Ан покачал головой: — Я сам плохо понял. Но ведун настойчив. Этот мир подобен Зародышу — открыть в него путь означает вызвать разрушение. — Он помолчал. — Я видел Зародыш.
Таралек Виид проследил, как этот Эдур идет дальше,
— Он командует достойно, — сказал Икарий.
— Он дурак, — прошептал гралиец.
— Таралек Виид, ты слишком суров в суждениях.
— Он притворяется, Губитель. Все обмануты, но не я. Разве и ты не видишь? Он не похож на прочих.
— Прости, — отозвался Икарий, — но я не вижу. Не похож — в чем?
Таралек Виид пожал плечами: — Он отбеливает кожу. Я чую состав, он напоминает мне о цветах готара. Мой народ использует их, чтобы отбеливать оленьи шкуры.
— Отбеливает… — Икарий осторожно распрямил спину и оглядел соседей. Вздохнул: — Да, теперь вижу. Я был беззаботен…
— Ты потерялся внутри себя, друг мой.
— Да.
— Нехорошо. Нужно готовиться, нужно бдеть, Губитель…
— Не зови меня так.
— Ты все еще уходишь в себя и отрицаешь истину. Да, она жестока — но лишь трус станет отворачиваться и надеяться на утешительную ложь. Трусость недостойна тебя.
— Может и нет, Таралек Виид. Я думаю, что являюсь трусом. Да, это мельчайшее из моих преступлений, если верить тому, что рассказываешь ты…
— Ты мне не веришь?
— Во мне нет алчности. Нет жажды убийства. Все, что ты положил передо мной, о чем ты рассказал — я не помню этого!
— Такова суть проклятия, друг мой. Хотел бы я признаться, что обманывал тебя, но… Моя душа изменилась. Ныне я чувствую, будто мы пойманы и осуждены роком на гибель. Я познал тебя лучше, чем знал в прошлом, и я оплакиваю тебя, Икарий.
Бледно-серые глаза впились в него. — Ты рассказал, будто мы путешествовали долгое время, будто мы уже не раз странствовали духом. И ты так усердствуешь в желании… увидеть меня высвобожденным. Таралек Виид, если мы идем бок о бок уже давно, такое желание лишено смысла.
Гралийца прошиб пот; он отвел глаза.
— Ты объявил Алраду Ана обманщиком. Может быть, подобный видит подобного?
— Нелестные слова, друг мой…
— Я больше не верю, что ты мне друг. Подозреваю, что ты опекун, и что я всего лишь твое орудие. Сейчас ты сомневаешься в остроте моего "лезвия", как будто надеешься — путем взаимного сомнения мы станем ближе друг другу. Но я не сделаю шага к тебе, Таралек Виид. Только от тебя.
"Ублюдок. Он притворялся впавшим в забытье. Но вместо этого подслушивал и подглядывал. Сейчас он близок к истине. Умное оружие… я расслабился, я переиграл в "дружескую близость". Мне казалось, что мои слова — тоже оружие; я забыл, что Джаг умеет защищать себя, что на нем броня столетий".
Он поднял голову: Алрада Ан прошел мимо, в голову колонны. — Скоро, — бросил воин на ходу.
Они продолжили путь.
Капитан Варат Таун, заместитель Атрипреды Яни Товис, взмахом руки послал летерийских лучников вперед. Сплюнул в попытке избавиться от грязи. Бесполезно. Здесь высвободили волшебство Оплотов, здесь прошли сверкающие волны уничтожения — воздух смердит магией, ветер словно доносит эхо стонов тысяч погибающих солдат; грязь на его языке — это распыленная плоть, мелкие фрагменты костей.