Охотники за счастьем
Шрифт:
— Что ж, буду знать, — улыбнулся я.
Что-то в душе мне подсказывало, что в отношении экстрима и нашей дружбы он был искренним. Похоже, этот парень начинает мне нравиться. Возможно, он действительно является моим лучшим другом… Жаль, правда, что я о нём ничего не помню…
К сожалению, несмотря на загадочную инъекцию друга, слабость и недомогание до сих пор продолжали активно и настойчиво о себе напоминать. Откинувшись в кресле и устроившись поудобнее, я утомлённо закрыл глаза и под лёгкий гул самолёта резко погрузился в глубокие и приятные объятия Морфея…
5
— Подъём! — услышал
К моему глубочайшему сожалению, процесс просыпания оказался совсем не из приятных. Организм явно требовал продолжения естественной подзарядки в виде обычного сна. Кроме того, о себе опять напомнили головная боль и всеобщая слабость, которые, похоже, в ближайшее время добровольно со мной расставаться не спешили.
Вечерело. Солнце, прячась за серыми облаками, неторопливо подкрадывалось к горизонту.
Посадка оказалась мягкой. Пилоты Цезаря, как пояснил Чиба, бывшие полковники ВВС, не зазря ели свой справедливо заслуженный хлеб.
В аэропорту нас встретил седой офицер в полевой форме с майорскими звёздами на погонах. Пожав всем шестерым руки, он объявил, что нас уже заждались, и предложил всем следовать за ним, указав при этом в сторону двух армейских уазиков модели «Патриот».
На указанных машинах нас вывезли с взлётной полосы и доставили в другую часть местного аэропорта, к вертолётным площадкам.
Седой вояка, в пути следования давший по радиостанции незримому оппоненту команду «Седьмой, заводи!» и получивший от Сотника конверт с, как я полагаю, немалой денежной суммой, проводил гостей к одной из вертушек, которая к нашему приезду стояла уже «под парами» и вращала винтами, набирая обороты.
Мы быстро погрузились на борт геликоптёра, услышав на прощание от встретившего нас и теперь уже провожающего седого старика, не очень обнадеживающую фразу:
— Ребятки, удачи вам! Дай бог, чтоб долетели без проблем, и большинство из вас вернулось!
— Не каркай, майор! — обрезал его басистым голосом Сотник. — Бог даст, все вернёмся!
На что седой вояка отрицательно покачал головой и громко крикнул взлетающему вертолёту фразу, с трудом достигшую моих ушей:
— Сожалею, хлопцы! Но здесь так не бывает!..
6
Во время полёта через иллюминатор было видно, как небо становилось всё темнее и темнее. Где-то вдалеке периодически вспыхивали паутинки ярких молний, освещая на мгновение густые тёмно-серые тучи. Складывалось впечатление, что мы летим под свинцовым сводом какой-то гигантской мистической пещеры, настолько плотными казались грязные облака, закрывшие собою небо.
— Похоже, погода портится, — констатировал я, перекрикивая шум мотора.
— Нет, — возразил Чиба. — На инструктаже говорили, что здесь часто так. Со времён Второго взрыва солнце сюда редко заглядывает.
— Ясно, — удивлённо кивнул я, продолжая задумавшись любоваться сверкающей и ужасающей картиной за стеклом.
Я думал об Анюте…
Она единственный человек, которого я помню и к которому меня магически тянет. Я действительно очень люблю её и скучаю по ней. Именно она сейчас не даёт мне почувствовать себя одиноким в этом огромном и чужом для меня мире. Именно из-за неё я чувствую в душе приятное тепло и хочу жить дальше… Не могу объяснить, почему из моей памяти стёрлись родные и
И сильно корил и ненавидел себя за то, что, задумавшись тогда в машине, не заметил атакующий грузовик, который вывел наш транспорт из строя. Ведь если бы я был чуточку внимательнее, то, возможно, нашему автомобилю удалось бы избежать столкновения и упредить обстрел машины Цезаря, в которой находилась Анюта? Возможно, всё было бы иначе и дорогой мне человек не находился бы сейчас в предсмертном состоянии, а ни в чём не повинные ребята не летели бы со мной рисковать своими жизнями!.. Чёрт возьми, это я во всём виноват! Я всем испортил жизнь. Только я!..
Моральная тяжесть объединилась с телесным недомоганием, и я полностью поник, уткнувшись головой в иллюминатор. За стеклом внизу периодически мелькали различные заброшенные и полуразрушенные постройки Зоны Отчуждения. А вдали, у горизонта, яркие вспышки молний выдёргивали из темноты очертания самой печально известной в мире атомной станции, издалека похожей своей выцветшей полосатой бело-красной трубой на большой спасительный маяк.
— Не волнуйся, Ворон, — толкнул меня Чиба и шепнул в ухо: — В лагере я тебя ещё разок уколю! — и через некоторое время тихонько добавил, словно читая мои довлеющие мысли: — Знаешь, брат. Хочу тебе сказать, что все, кто летит с нами, сделали свой выбор сами… Их никто не заставлял: они могли отказаться и не лететь! Это только их решение!..
— Спасибо, друг! — поблагодарил я Чибу за поддержку, крепко сжав его руку.
Может, на самом деле он прав, и я зря во всём виню себя?..
Не знаю…
7
Через несколько минут воздушное судно совершило посадку на крышу странной железобетонной постройки, внешне напоминающей огромный бункер. Как выяснилось позже, здание в форме четырёхгранной пирамиды с отсечённой верхушкой действительно уходило глубоко в землю.
Вокруг строения располагался пятиметровый бетонный забор со спиралевидной колючей проволокой наверху. Кроме этого по внутреннюю сторону ограждения находилось несколько оснащённых прожекторами высоких сторожевых вышек, с которых на нас периодически равнодушно поглядывали вооружённые часовые.
Поочерёдно спустившись на землю по лестнице, сделанной из металлических скобок, расположенных на одной из стен здания, мы подошли к железной двери, которая тут же со скрипом распахнулась.
Войдя внутрь, наша группа, состоящая из шести человек, оказалась в небольшом тамбуре. Мощная дверь сзади снова скрипнула и быстро захлопнулась, а впереди автоматически отворилась точно такая же, ведущая внутрь самого бункера.
Мы вошли.
Встретивший нас седой мужчина в светлом халате представился профессором Качановым, руководителем одной из нескольких научных станций, расположенных на территории Отчуждения. Обменявшись рукопожатиями, мы проследовали в его относительно просторный кабинет. Там нас ожидали ещё два человека, одетых в какие-то неизвестные мне комбинезоны цвета хаки с капюшонами. На поясах у них висели тесаки, самые настоящие мачете.