Охотящиеся в ночи
Шрифт:
Полет… Машина взметнулась вверх с косогора и рухнула вниз. Удар, хруст сминаемого железа. И я, сшибая спинки сидений, по инерции падаю на ветровое стекло вставшего на бампер джипа, оставив пару когтей в железе. Марина забилась в угол, почти под сиденье. На виске — кровь… Павел, оказывается, успел пристегнуться. Прикрыв глаза, он сосредоточенно шевелит губами. Не разобрать ни слова. Изогнувшись, я попыталась схватить Павла за плечо, но провалилась сквозь смятое железо и битое стекло, зубьями торчащее в раме.
Серебристый туман окутал тело. И боль исчезла, будто ее и не было. Я словно нырнула в сметанное облако, мгновенно
Лампочка с щелчком погасла. Сознание погрузилось во тьму.
Ласковое махровое покрывало окутывало сознание. Сквозь дремотный сумрак медленно и неохотно проступала реальность. Впившиеся в спину камушки, резкие вспышки света, пробивающиеся сквозь прикрытые веки, шипящие ругательства, перемежающиеся гортанными фразами, активирующими амулеты. Страшно, опасно, но… надо!
Резко вздернув себя вверх, с такой уютной вообще-то земли, я вцепилась Павлу в пояс. Меня отчетливо повело куда-то в сторону, я отшатнулась от широкого замаха вампира. Плеть сверкнула, бабахнуло, искры, выжигая на серой земле горелые дорожки, скатились вниз, в котлован.
И как мы все оказались здесь, а не там?..
В глубоком котловане плескалась серо-серебристая муть, из которой одиноким островком торчал зад нашего джипа. На крыше бесновалось нечто черное, очень смутно напоминающее формой человека. Окутанная золотистой сетью фигура, будто прикованная к машине, рвалась нам навстречу.
Неподалеку, почти у края котлована, валялась Марина, бледная до зелени. Ее кожа чуть светилась в темноте. Павел в очередной раз поднял плеть — длинная искра, прочертив ослепительно-белую дугу, опрокинула взлетевшего было Одержимого. С грохотом рухнув вниз, он погрузился в пелену вместе с остовом машины. Или это серость поднялась выше?
Я сморгнула. Мне показалось, или черный покров действительно истончился и сквозь него начал проступать человек? Поднырнув под воздетую руку Павла, я рухнула на корточки и подползла к краю котлована. Так устойчивее, а то голова кружится и тело кажется чужим. Прихватив бессознательную девушку за руку, потянула назад. Смертью она не пахла… Жива. Удивительно…
А вот Павел… Дотянувшись до него, встала сбоку, и, прокусив свое запястье, сунула ему под нос. Он чуть повел головой, не отрывая взгляда от барахтающейся в котловане тьмы. Миг — и впился клыками в руку. Горло дрогнуло раз, другой — и он отодвинулся, облизывая губы. Благодарно кивнул. Меня повело еще сильнее. И не только от слабости, но еще от странной двойственности происходящего. Отвращение и радость. И что-то с памятью было не то.
— Смотри, — прошептал Павел. — Свидетельствуй!
И продолжил активировать чары. Кольца на его пальцах загорались одно за другим.
Так и быть, сосредоточусь, все остальное — потом.
И я внимательно смотрела, как черная тень барахтается в серо-серебристой каше, все более истончаясь. Вот уже тонкие руки замелькали в воздухе. Тогда еще раз взметнулась в воздух плеть, обрывая остатки золотой сети. Вампир резко развел руки, между пальцами будто бы заструился серебристый поток, который
Резкий хлопок, волна горячего воздуха — и в центре рисунка осела тонкая ломаная фигурка в лохмотьях. По кивку Павла я перешагнула линию и подхватила мальчишку под мышки. Дышит.
— И кто это? — спросила я, разглядывая тонкое бледное лицо.
— Выясним. Сейчас! — отрывисто бросил Павел, отбрасывая плеть.
Да, мне тоже интересно… Это же просто ангелочек какой-то, лет пятнадцати на вид. Вряд ли он подходит под заданные параметры. И ни следа тьмы. Если бы своими глазами не видела, что это — Одержимый, не поверила бы. Вот потому и нужен свидетель.
Пока вампир, шипя и ругаясь, избавлялся от пустых колец и тонким лучиком силы чертил на земле сложный многогранный ритуальный круг, я огляделась. Котлован, больше похожий на глубокий овраг, какие-то хлипкие полупрозрачные строения и вокруг, насколько хватает глаз, ровная, как доска, степь. Тишина, в самый глухой ночной час даже трава не шелестит, душный воздух забивает горло, но небо потихоньку очищается, одна за другой острыми иглами зажигаются звезды.
Марина по-прежнему лежала без сознания. Вся в синяках и царапинах плюс пара ожогов от чужеродной силы. Но ничего, выживет.
Обнимая едва дышащего убийцу, я шагнула внутрь узора. Павел, подхватив сирену, устало двинулся следом. Он крутанул на пальце последнее кольцо, мгновенно рассыпавшееся прахом, слабо засветился узор перемещения, и нас слизала ласковая темнота.
Мы ожидаемо выпали из тьмы во дворе резиденции Пьющих кровь. Я опознала место только по застрявшему в памяти запаху, поскольку перед глазами сейчас стояла серая пелена, в которой двигались смутно различимые фигуры. Я судорожно выдохнула, избавляясь от полынной горечи, застрявшей в легких.
Вот и все.
— Что-то ты рано успокоилась, — буркнул над ухом мой вампир.
Я что, опять вслух говорю?
— Именно. Нам надо отдохнуть.
— Немного, — согласилась я, роняя на землю пленника.
Живая гибкая тень выделилась из окружавшей нас пелены, подскочила и подхватила тело Одержимого. Еще одна выхватила у Павла пребывающую в беспамятстве Марину.
Ну а совещались мы в том же самом уютном зале-кабинете, куда я пробралась на ощупь, плотно прикрыв глаза и сосредоточившись на ощущении твердой земли под ногами. В голове творился бардак. Незнакомые воспоминания заполнили сознание цветными картинками, и мелькали там почему-то кружащиеся в вальсе новогодние игрушки. Разноцветные шарики, мишура и гирлянды, сверкающие во тьме веселыми огнями.
Но я никогда не встречала Новый год так… глупо.
Так что разбирались полеты и принимались решения без меня. Я же бессильно осела на стуле, пропуская мимо ушей разговор и пытаясь упорядочить царящий в сознании хаос. И очнулась, только поняв, что под когтями заскрипел, исходя стружкой, край стола. Зато в голове прояснилось, все лишнее и странное оказалось заперто в очередной кладовочке, вроде той, в которой хранилась память предков.
Лена сидела, вперив в пространство затуманенный взгляд. И ни на что не реагировала. Впервые, пожалуй, он видел, как живая и подвижная, словно ртуть, волчица опускается в неизведанные глубины собственного разума, отрешаясь от реальности.