Охрана
Шрифт:
Касьминова слегка передернуло от этой прямоты. Если говорить откровенно, от этого генерала сейчас зависела и его судьба.
– А как сейчас здоровье твоей жены? – спросил он и испугался: а вдруг жены у него уже и нет.
– Да будет тебе, Володя! Жена здесь оклемалась. Врачи говорили нам, что горный климат ей противопоказан. Я тебя понимаю, но, поверь, жучков у меня нет, сам на всякий случай проверил. А про генерала скажу, душу отведу, коль уж ты приехал ко мне, порадовал.
– Да я ничего. Но у них ведь тоже проблем немало.
– Эт-то да! Газеты я иной раз беру в руки. И телевизор посматриваю, правда, редко, вечерами-то я в спортзале. Генералы, хм! – Бывший подполковник остановиться не мог. Накипело. – Их бы в дивизионы. Каждого раз в два-три года на месяца три-четыре. На курсы повышения квалификации.
– Бывали
– Да ты их не жалей, не за что. Они свое от жизни и от армии получили.
Касьминов посмотрел на часы.
– Не спеши. Сейчас самое главное будет. В двенадцать часов нам ребятки сауну приготовят, и все будет как надо. Никаких остаточных явлений.
– Да я, собственно говоря, хотел…
– Ты мой гость. Спасибо тебе, вспомнил нелюбимого старшину. Ты знаешь, я, размышляя о своей неудаче, понял, что это старшинство в училище мне многое подпортило в дальнейшей службе.
– Не понял? Мы думали, что у тебя дело пойдет быстро. Лучший старшина в училище!
– Да нет, Володя. Для карьеры нужно было что-то другое. Я ведь был один. Вы скорешились по группам в училище и после хоть как-то поддерживали друг друга. Хоть информацией обменивались. И потом, скажи начистоту, разве тот же Вагин, будь ты на моем месте, поставил бы тебе так много трояков? Да, он не утопил меня. Но тройки-то мне бы поставил любой, понимаешь?! А то бы и больше. Я на него не в обиде. Думаю, у него тоже были какие-то интересы в тот год. Но, видно, и ему не подфартило. Не шибко он с того времени продвинулся. Но… мог бы он мне ситуацию обрисовать? Ведь знал же. Хоть бы по поводу двух полков в Сибири. Я бы туда напросился. Это же моя Родина, пойми. А он большого начальника сыграл и за коньяком не присмотрел в дороге, хотя… Пойми, будь я для него не чужой, не старшиной-злюкой, он бы по-иному вел себя. А ты свой человек. И все вы друг для друга свои. Н-да. Так и для генералов, Москвой взращенных, я чужой. А-а, ладно, дело прошлое. Это я для самоуспокоения, для самооправдания. Не получилось, потому что – чужой. Но сам я все делал верно, служил хорошо.
– Ну и как, полегчало? – Касьминов поймал себя на том, что и его самого подобные вопросы стали волновать все чаще. И он ищет себе оправдание.
– Не то слово! Мне действительно стало хорошо. Я ни в чем не провинился перед Родиной, перед людьми. Меня не за что в угол ставить, а тем более – к стенке. Я армию не разваливал, я ее укреплял.
– Они тоже укрепляли, как могли. Ты зря так. Делить нас не стоит. Они – на своем месте, мы на своем.
– Не скажи. Полгода назад я к своему бывшему комроты в гости напросился, на дачу. Этот – да, боевым был генералом. От него я любую взбучку мог получить. Но таких у нас было мало, особенно после того, как ушли из армии воевавшие генералы. Ты же сам знаешь – деланные мальчики. Папами и дядями деланные. Я смотреть на них не мог, противно. Помнишь, в 70–80-е годы штангисты били рекорды.
– А причем тут это?
– Да при том. Они же мышцы качали и силу анаболиками, химией то есть. И у наших генералов – своя химия.
– Какая еще химия?
– Блатной корпус – наша в армии химия. Ты не думай, что это моя злость от зависти идет. Зависти уже нет. Ровно три года прошло, чуть меньше. Сразу, как я в августе девяносто шестого дочь замуж выдал, зависть сгинула. Бог с ним, с этим блатным корпусом. Мне до него дела нет. Я детей тренирую и внуков воспитываю. И внучек. Пусть рожают. Другое дело – держава. Она без армии существовать не может. А значит, воспитывай, не воспитывай… ну как тебе сказать, не будет в стране армии, не будет страны, не будет счастливой жизни в ней нашим детям и внукам. И точка. А с такими генералами у нас армии через десять-пятнадцать лет, если не раньше, не будет.
– Да понимаю я это, Сергей. Не на луне живу. Хоть и в боевых частях и не служил, – ответил с чувством собственного достоинства Касьминов.
– Обиделся?
– Да нет.
– Обиделся. Вижу. Но между прочим, я тебя не имел в виду. Ты на своем месте. Скажу честно, я бы о таком, как ты, заместителе мечтал бы.
– Спасибо, уважил.
– Опять обиделся. А зря. Не понял ты меня. Ну уж прости за прямоту.
– Да я все понял, Сергей. И во многом ты прав.
– Вот и хорошо. Давай выпьем за тебя. Чтобы шел ты и шел в гору
– Спасибо за прямоту.
– А теперь я быстренько убираю со стола, а ты пока телевизор посмотри в большой комнате. Я мигом. Зять приедет ровно в 24.00.
Полковник Касьминов послушным был человеком. Он ушел в большую комнату, но телевизор включать не стал, решил просмотреть книги бывшего офицера. Книги у Семенова были сплошь военные. «Теория военного искусства», четырехтомник Керсновского, три тома Дельбрюка, Клаузевиц, Жуков, Бантыш-Каменский…
«Зачем ему это? – подумал Касьминов. – Ностальгия замучила или время появилось?» Сам-то он не любил военную литературу, если говорить начистоту. Читал исторические романы, иной раз детективы, но в основном газеты. И даже не думал, что ему когда-нибудь захочется листать подобные книги. Невоенным он был человеком, в армию попал случайно. В семидесятом году он, выпускник школы в захолустном степном городке, где служил отец, никуда не поступил бы. Отец посоветовал – он сопротивляться не стал. Вскоре отца перевели по какому-то счастливому случаю в Москву, он быстро окреп в столице, дошел до полковника, удачно пристроил сына за год до пенсии. Кадровая работа увлекла Касьминова-младшего, но военным человеком он так и не стал. Потому что не родился он военным человеком и не страдал из-за этого. И никто из его сослуживцев не страдал – потому что был Касьминов на своем месте.
– Вот и все! – В комнату вошел Семенов. – Поехали.
Бывшие сокурсники спустились по лестнице, на удивление опрятной, вышли на улицу и увидели свет фар небогатого джипа. Зять оказался точен и вежливо неразговорчив. Семенов сидел рядом с ним, они перебрасывались короткими фразами на семейные темы, а Касьминов, уютно развалившись на заднем сиденье, осматривал ночные улочки далекого подмосковного городка и размышлял, стараясь сбить нараставшее в душе недовольство. Такое с ним бывало, хотя и нечасто. Не любил он много пить даже дома. А тем более в гостях. Кто-то называет подобное состояние совести похмельным синдромом, обычно оно наступает на следующий день после крепкой выпивки. У Касьминова совесть просыпалась в конце застолья. Зачем пил? Кому это нужно? Зачем болтал со старшиной?
Семенов остановил зятя возле ларька, молодой человек вышел из машины, купил три бутылки кваса, поехали дальше.
– Мне уже на сегодня хватит, – сказал гиревик, повернувшись к Касьминову. – Завтра с утра тренировка. Я должен быть, как стеклышко. Дети. У них нюх тонкий. Но если ты хочешь добавить, то возьмем.
– Нет, что ты! Я сегодня уже и так перебрал.
– Будет тебе! – по-стариковски усмехнулся Семенов и не докончил свою мысль. – Приехали!
Спортзал – одноэтажное кирпичное здание с большими окнами и пристройкой-прихожей – стоял во дворе ПТУ, образованного в первые годы перестройки на базе восьмилетней школы. Школа-то была когда-то богатая. Один сад и огород чего стоили. Теплицы были здесь и хороший директор школы, бывший фронтовик-разведчик, в сорок четвертом потерявший ногу. Он, самый орденоносный в районе, принял за год до Победы школу, еще недостроенную, без сада-огорода, без единого деревца на школьном дворе. Тридцать лет он отдал школе. В 1964 году ему удалось построить во дворе мастерскую и спортзал, а еще через пять лет его «ушли» на почетную пенсию, потому что одной бойкой учительнице истории и обществоведения очень нужно было подиректорствовать. С той поры здоровье бывшего разведчика пошатнулось, он стал быстро стареть, хиреть. Новая директриса, впрочем, задачу свою выполнила с блеском: через пару лет ее пригласили в РОНО, затем еще куда-то, еще – и вскоре следы ее затерялись в бесчисленных и путаных коридорах министерства образования.
– Короче говоря, все как в армии. Кто-то делает дело, а кто-то прыгает по ступеням, а дело разваливает, – сказал Семенов, открывая дверь спортзала.
К нему тут же подошел краснощекий крепкий парень, еще не служивший, и браво доложил:
– Сергей Иванович! В клубе за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Сауна готова.
«Он и здесь остался старшиной!» – подумал Касьминов.
– Хорошо. Спасибо, Виктор. Дома все хорошо? Как матушка?
– Поправилась, Сергей Иванович. А я сегодня сдал вождение. Спасибо вам!