Охранитель
Шрифт:
Брат Михаил наоборот, и бровью не повел:
— Я так и предполагал… Именно так и предполагал. Ваше имя показалось мне знакомым. Некий Жан де Партене проходил в изученных мною документах по обвинению парижского Тампля, числясь братом–мирянином в «Сообществе головы Иоанна Крестителя». Раскрытие дела храмовников в Ла–Рошели ваших рук дело?
— Признаюсь — моих.
— Тогда Жен де Партене бесследно исчез — примерно в десятых числах декабря триста седьмого. Исчез вместе с некоторыми бумагами, представляющими исключительный интерес для авиньонской курии. Большая часть
— И это верно, ваше преподобие. Думается, вы очень подробно занимались делом Ордена Храма Соломонова.
— Оно не закрыто до сих пор.
— Неужели?
— У меня есть все основания полагать, шевалье, что моя нынешняя миссия в Аррасе, как чрезвычайного посла–инквизитора Апостольского престола напрямую связана с той давней историей… Прорехи. «Trou». Здесь их именуют «Дорогами».
— Святой Исидор Севильский… — Жан де Партене закрыл ладонью лицо. — Вот не ожидал, что сгинувшие призраки прошлого однажды настигнут меня. Да еще при таких обстоятельствах.
— Поможете? — прямо спросил преподобный.
— Ну какой из меня помощник?.. На ноги встать не могу.
— Мэтр Ознар утверждает, что вы выздоравливаете. Мне не требуется ваш меч. Чтобы победить воплощенное зло мне нужны знания.
— Хорошо, — вздохнул мессир барон. — Объясните внятно, что происходит. А то из бессвязных речей мэтра я разобрал в лучшем случае половину: запретите ему столько пить!..
Глава восьмая
В которой срываются маски и гибнут безвинные и виноватые. Многим кажется, что Аррасская история окончена, но это далеко не так. Мир, тем временем, сгорает в чумной горячке.
Аррас, графство Артуа.
Ночь на 18 марта 1348 года.
— Это возмутительно. Просто неслыханно… Идемте отсюда, Ознар!
Его преподобие покинул кабинет архидиакона Гонилона в состоянии, близком к бешеной ярости. Таким брата Михаила Рауль не видел ни разу за все время знакомства: красный как вареный рак, крылья носа раздуваются будто у загнанного рысака, из ушей разве только дым не валит. Похоже, у инквизитора с преосвященным состоялся весьма напряженный разговор и достичь взаимопонимания высоким сторонам не удалось.
Началось всё со срочного, понимаете — незамедлительного! — вызова в резиденцию архидиакона. Причетник Сен–Вааста примчался в доминиканскую коллегиату как ошпаренный, с выпученными от усердия глазками, и передал наистрожайшее распоряжение монсеньора: быть в замке Аррасского викария сей же час! Приказано проводить.
Причины эдакой спешки? Не изволили объяснить.
Надо так надо. Брат Михаил кликнул с собой Рауля, помогавшего следователям Трибунала разбираться с новообнаруженными документами по делу комтурии иоаннитов в Бребьере, и пешком отправился во дворец Гонилона, благо недалеко. Отметил по дороге, что людей на улицах почему–то меньше, чем обычно, хотя самый разгар дня и торговли.
Встретил визитеров
Михаил пожал плечами и оставил Рауля в компании двух непременных хорьков–фуро, обживших палаццо монсеньора. Хорьки возлежали на покрытых подушками резных лавках черного дерева и недоверчиво посматривали на гостя холодными красными глазами–бусинами.
Ждать пришлось недолго: колокол кафедрального собора не успел отбить вторую кварту, как преподобный вылетел из покоев архидиакона ровно булыжник из пращи, схватил мэтра за рукав колета и потащил к выходу.
— Да кем он себя вообразил, старый сквалыга? — грохотал обуянный грехом гневливости доминиканец. — Рауль, представьте, он поставил под сомнение мою юрисдикцию! Сказал, что я не должен вести следствие против лиц духовного звания в диоцезии Артуа, ибо это прерогатива местного архипастыря и его суда!
— С чего бы эдакая перемена настроения? — изумился мэтр.
— Из–за ареста госпитальеров и комтура де Лангра! Повелел немедля отпустить и соблюсти процедуру — вначале обращение к генералу Ордена, затем к архидиакону, и только по их дозволению можно начинать следствие!
— А вы что?
— Пригрозил осложнениями с курией. Да только не в коня корм — Гонилон прекрасно знает, какие трудности возникли из–за чумы: почта не ходит, а если депешу вдруг доставят, моей жалобе в Авиньоне вряд ли придадут значение пока не будет наведен минимальный порядок и эпидемия не пойдет на убыль… Наконец, архидиакон запретил обращаться за помощью к светским властям и отправил соответствующий ордонанс сенешалю де Рувру! Связал нас по рукам и ногам!
— Но ведь Гонилон не имеет права! Вы папский инквизитор с исключительными полномочиями!
— Да плевать он хотел — сейчас мои привилегии остались лишь на пергаменте. Реального механизма воздействия на зарвавшегося прелата теперь нет: Черная Смерть внесла свои коррективы и толстяк воспользовался положением: знает, что тяжкие обстоятельства впоследствии всё спишут.
— Вы пытались объяснить, что дело не терпит проволочек?
— Еще бы… Уперся, негодяй, рожищами — за ноги не оттащишь! Не трогать священников с рыцарями–монахами и точка! Мирян — хоть всех сжигай, а клирики — компетенция архидиаконского суда. Решил власть показать! Как не вовремя!
— Что же теперь делать? — растерялся мэтр.
— Придумаем… Придется пойти на хитрости. Задействуем процессуальные крючки. В церковном законе можно отыскать малоизвестные зацепки, лишь бы арестованные остались в наших руках день–другой. Вы юрист? Вот и поразмыслите!
На Рыночной площади было малолюдно: открыты едва половина лавок. Возле Бычьего ряда, где продавали живую скотину, громко скандалили — судя по доносящимся обрывкам фраз, умерли несколько свиней, и владелец требовал с рыночного прево возмещения: накормили небось какой–то отравой! Хряк — это тебе не человек, животное нежное, ему гниль жрать нельзя!