Охвен. Аунуксиста
Шрифт:
«Так что же делать?» — с ощутимым скрипом пронеслась мысль, первая, пожалуй, за весь сегодняшний день. От ошейника избавиться пока не удается, сдернуть привязь — тоже. После того показательного удушения зазевавшего викинга, на него поглядывают, ожидая сюрпризов, а он сидит и медленно превращается в животное. Надо что-то делать, что-то думать. «Песню что ли спеть?» — подумал Охвен, но тут же отказался от этой затеи: даже дома вокалом никогда не увлекался. «Надо слушать, что говорят, эти викинги. Ловить каждое слово. Вдруг да удастся язык их понять!» — решил Охвен, к тому же в дракаре постоянно поддерживался какой-то разговор. Эти суровые на вид мужики любили поболтать, как добрые на вид женщины.
Но спокойно вслушиваться
2
Охвен прибился к этой земле вместе с дракаром. Страсть к путешествиям, взращенная, было, на олонецкой земле, откуда он до этой осени не отлучался, угасла, не оставив даже уголька. Его вывели навстречу шумной встречающей и такой счастливой толпе в ошейнике и поводке, как собаку. Охвену, почему-то, было стыдно за себя, он прятал глаза в землю, пробираясь между мужчинами, детьми и женщинами. Он даже не сообразил, что нужно было попытаться осмотреться на всякий случай, подмечая про себя любые маловажные детали. Об этом Охвен подумал гораздо позднее, когда его торопливо запихнули в прижатый к гигантскому камню сарай.
Внутри был лишь грубо очерченный простыми булыжниками очаг, соломенная подстилка и кое-как сколоченный топчан. Но на сегодняшний день этого было более чем достаточно. Лишь бы земля не уходила из-под ног и не колыхалась. Охвен почти ненавидел море.
Дверь в сарай была на вид прочной и даже не шевельнулась, когда он попробовал ее толкнуть плечом: запоры тоже были на совесть. Стены были сделаны из плотно пригнанных друг к другу бревен. Лишь под самой крышей, до которой можно было легко допрыгнуть, были, вне всякого сомнения, искусственные щели: чтоб хоть какой-то свет проходил.
Охвен, не знакомый пока с тюрьмами, не мог взять в толк, для каких целей было изначально приспособлено это строение. Но он не стал голову ломать, лег на топчан, предварительно набросав на него целый ворох сена, выбирая посвежее и посуше. Едва только голова коснулась подобия подушки, как организм, измученный долгим морским переходом, сказал «кранты» и выключил сознание.
Карел спал, словно в беспамятстве, не видя снов, не слыша шума радостного праздника, который устроили на этом хуторе по поводу возвращения Рагнира сотоварищи. Команда дракара разошлась по домам, у кого они были. Ну, а кто не был обременен жилищами, отправились в Орхус, где можно было лихо покутить на постоялых дворах, просаживая полученную за поход плату.
Охвен не слышал, как поздним вечером дверь в его пристанище отворилась и полупьяный Рагнир показывал своему сыну, тоже Рагниру, на неподвижно лежащего человека, говоря при этом:
— Вот, сын, привез я тебе зверя. Будешь его воспитывать, как свою собаку. Только учти — это карел — ливвик. Они очень своенравны. Сделаешь из него человека, точнее — послушного раба, значит — готов пойти со мной в поход.
Сказал это и захохотал во всю глотку: очень уж понравилась самому фраза про раба. Сын засмеялся вместе с ним. Глаза его при этом в мерцающем свете факела горели дьявольским красным огнем, изучающее разглядывая жертву. Он был готов хоть сейчас доказать отцу, что этот никчемный человек будет выполнять все прихоти.
Рагнир — старший, видимо понял нетерпение своего потомка и сказал:
— Завтра начнешь его обучать. Сегодня у нас праздник. Есть гораздо более важные дела. Пошли!
А Охвен проснулся среди ночи, внезапно открыв глаза. Он присел на топчане и сквозь лунный свет, пробивающийся щелями, увидел у двери кувшин и краюху хлеба. Кто-то вспомнил о новом пленнике и принес ему еды. Охвен схватился за кувшин и с удивлением обнаружил в нем не просто воду, а молоко. Пища была проглочена молниеносно,
Пришедшие рабы растолкали Охвена и за поводок привели к Рагниру, сидевшему во дворе с наброшенной на плечи шубой. Он держал ноги в кадушке с горячей водой, и слуги постоянно ее ему подливали. Викинг мучился похмельем, организм не принимал браги, облегчение не наступало.
— Позовите Рагнира, — распорядился он.
Сын пришел и хмуро взглянул на Охвена: он помнил, что ему нужно делать, но сегодня заниматься этим было просто лень. Карел оказался чуть выше датчанина, но у того плечи были шире, а ноги толще и кривее. Лицо Охвена более располагало к разговору: выражение простодушных больших голубых глаз было такое, что ему можно было доверить тайное желание и хотелось угостить пирожком. Рагнир же с постоянно открытым ртом имел выражение лица, скорее, нахальное, и ему хотелось просто дать в морду, не пытаясь завязать доверительный разговор.
— Ну, что, сын, не желаешь проверить, на что способен этот дикарь? — спросил Рагнир — старший.
«Интересно бы было посмотреть на тебя, если бы я ответил, что не желаю», — подумал Рагнир — младший, — «А потом было бы интересно посмотреть на меня. Вернее, на то, что от меня останется».
— Да, отец, — ответил он и выпятил вперед грудь.
— Кто-нибудь, принесите мечи, пусть мой сын потешит себя и нас поединком. Если, конечно, этот ливвик умеет обращаться с оружием.
— Боевые мечи? — склонился с вопросом один из помощников.
— Ты что — думаешь я волок сюда этого парня и потратил на него уйму еды только затем, чтобы мой Рагнир снес ему башку первым же ударом?
— Слушаюсь! — ответил помощник и щелкнул пальцем. Тотчас же перед ним образовался слуга с очень серьезным лицом и протянул вперед два деревянных меча, которыми имели обыкновение тренироваться викинги. Помощник принял их, не моргнув глазом, передал Рагниру — младшему, а сам же после этого зашел за спину Рагнира — старшего, поманил к себе пальцем слугу. Когда тот доверчиво подошел, резко схватил его за ухо и поволок куда-то за ближайшую постройку. Слуга шепотом взвизгнул, встал на цыпочки, выгнувшись в пояснице, и пошел следом за своим ухом. Убедившись, что его никто не видит, помощник одернул руку, оставляя ущемленное ухо наливаться краской ярости, и звонкой затрещиной отправил слугу наземь. Метко пнул два раза, заставив лежащего в грязи человека содрогнуться от боли, вытер о кафтан руки и внимательно взглянул себе под ноги.
— За что? — сквозь слезы промычал уязвленный слуга.
— А чтоб знал! — ответил ему тот и важно пошел наблюдать за поединком.
Охвен и Рагнир в это время начали кружить друг возле друга. Охвен слегка недоумевал, зачем понадобился этот учебно-показательный бой при таком стечении народа. Еще более его удивил стремительный выпад противника, без сомнения нацеленный в низ живота. Даже с деревяшкой в руке можно серьезно досадить оппонента. Охвен еле успел отвести удар в сторону, но тут же получил тычок кулаком в лицо. С разбитого носа потекла кровь. Это было уже серьезно: нельзя беспричинно проливать кровь кого бы то ни было. Охвен уверовал, что молодой викинг намерен если и не убить его, то покалечить, когда Рагнир со всей силы ударил наискось по голове. Этот мощный удар удалось парировать, но руку больно одробило отдачей. А викинг тем временем, не останавливая движения, повернулся через правое плечо и рубанул по ногам. Охвен неловко отпрыгнул и растянулся на песке. Рагнир недобро окрысился, намереваясь поставить точку в этом сомнительном противостоянии последним страшным рубящим ударом. Он, предваряя события, даже услышал треск ломающихся костей карела.