Окаянная душа
Шрифт:
Паника завладела всем ее существом, мешая придумать план спасения. Она даже отключилась на пару секунд — заработали ее своеобразные механизмы защиты от наступающего стресса. Прийти в себя Эни заставил голос Белесого, раздавшегося совсем рядом. Она приподняла голову с листьев и испуганно воззрилась на него. Тот почти преодолел первую ступеньку, чтобы шагнуть в зазор, в который свалилась девушка. За его спиной маячил Громила. Эни в мгновение ока вскочила на корточки и инстинктивно подалась назад, подальше от тянущихся к ней рук Белесого. Она больно ударилась о стену у лестницы, но, по крайней мере, смогла увернуться. Хотя эта временная передышка вряд ли ей чем-то могла помочь.
Поняв
— Заткнись, идиотка! — пролаял Белесый. Он успел восстановить равновесие и теперь злобно разглядывал ее.
— Оглохнуть же можно! — донесся издалека рык Лысого.
— Да, заставь ее замолчать. — У Курчавого был слегка прибалдевший вид. — Ненавижу бабьи вопли.
— Какие нежные, блин, — хмыкнул Бородка. — Но я с ним согласен. Заткни ей глотку, прежде чем она снова взвоет.
Эни моргнула. Хорошая мысль, кстати, — выдать еще парочку таких оров. Но чтобы завопить, Эни нужно было набрать еще воздуха, а это пока не получалось, так как она медленно начинала впадать в неконтролируемую истерику.
Белесый скорчил рожу.
— Думаешь, охота мне лезть в эту яму? Она туда как таракан забилась.
— Плевать мне. — Бородка сопроводил свое высказывание смачным плевком. — Тащи ее сюда.
От его тона Эни вскинулась и со всего размаху впечаталась затылком в выступ на стене. На секунду ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание, но искры в глазах погасли, и осталась только саднящая боль. При этом в голове у девушки прояснилось. Она набрала полную грудь воздуха и завизжала громче, чем любая навороченная автомобильная сигнализация. Смолкла она также резко, и тишина затопила все вокруг.
— От этих воплей стены Иерихона [1] рухнули бы и без недельной прелюдии, — сказал кто-то.
Белесый застыл с протянутой рукой. Он и Эни секунды три глупо пялились друг на друга. Остальные парни с недоуменным видом завертели головами, пытаясь разглядеть источник голоса. Из оцепенения всех вывело ругательство Лысого. Он что-то бормотал про «хренова свидетеля», «чертову крышу» и вдохновенно посылал кого-то куда-то. Белесый спешно выкарабкался из зазора и подбежал к компании, которая занималась тем, что рыскала вдоль стен и высматривала вмешавшегося субъекта на крыше строения. Оно было высоким — ни подтянуться, ни зацепиться за что-нибудь не было возможности. Стены, окруженные колоннами, не имели ни одной мало-мальски пригодной для лазания трещины, поэтому непонятно было, как незнакомец туда забрался.
1
Иерихон — первый город-крепость, вставший на пути у израильтян и возглавлявшего их полководца Иисуса Навина на пути к завоеванию Ханаана после исхода из Египта и смерти Моисея. Иерихон считался неприступным. Шесть дней подряд израильтяне обходили город, пребывая в зловещем молчании. На седьмой день они обошли стены еще шесть раз, а на седьмом круге громко завопили. Стены не выдержали криков и воплей — и рухнули.
— Эй, кто там? — раздраженно спросил Белесый, так и не найдя подходящего пути на крышу. Остальные бандиты настороженно прислушивались.
— Смотря как широко ты трактуешь понятие «там», — ответил бандиту некто, сидящий на крыше.
На миг Эни перестала дрожать. Голос свысока подействовал словно оплеуха. Если бы не губительная привычка
— На крыше, я имею в виду! — Белесый выглядел раздосадованным.
— На какой крыше? — бесстрастно уточнили сверху. Мальчику определенно нравилось прикидываться дурачком.
— НА ЭТОЙ, МАТЬ ТВОЮ!!! — взорвался бандит, гневно сверкая глазами.
Наверху хихикнули. Похоже, реакция парня позабавила незнакомца на крыше.
— Чего это он ржет? — озадаченно спросил Курчавый, непонятно к кому обращаясь.
— Хрен знает. Но недолго ему смеяться, — пообещал Белесый, не отрывая злобного взгляда от края крыши. — Эй, ты…
— Ваши трели рушат всю систему тишины, — холодно перебил его голос незнакомца. — И этот вой был отвратным.
— Чего он там лепечет? — Бандиты непонимающе поглядели друг на друга.
Достать мальчишку не представлялось возможным, поэтому они всем скопом могли лишь переступать с ноги на ногу и озлобленно переглядываться. Бедные потерянные бандюги. Сострадательная Эни могла бы их даже пожалеть, если бы пару минут назад те не пытались сотворить с ней нечто ужасное.
Между тем субъекту на крыше наскучило всеобщее молчание. С крыши внезапно полилась гневная тирада:
— Этот вой был подобен крику бога Ареса, что издавал его, смешавшись на поле боя со сражающимися, и который будто вырвался из груди десяти тысяч мужей, заставляющим услышавших его воинов приходить в неистовство и убивать всех, кто попадался им на пути. — С каждым словом голос мальчишки все больше наполнялся патетикой. — Этот вой был подобен воплю банши, несущей с ирландских холмов скорбные вести о близкой смерти. Подобен был горестному плачу царицы Изиды, оплакивающему своего супруга в тростниках на египетских берегах. Подобен был душераздирающим воплям мародеров, которым раздирают в назидание ноздри в изысканной английской пытке. Был и вновь подобен омерзительному писку комара над ухом, потому что вы, придурки, мешаете мне созерцать туманную безмятежность и любоваться всепоглощающей неподвижностью природы!
От избытка информации Эни слегка переклинило. По-видимому, у парней была та же проблема, потому что лица их выдавали напряженную умственную деятельность. Раньше всех оправился Бородка. Он выступил вперед и довольно спокойно заговорил:
— Слушай, друг, извини и все такое. А теперь, может, спустишься? Потолкуем.
Эни замерла. Только не это! Этот мальчик не должен спускаться к ним. Они же его убьют!
Не дождавшись ответа, Бородка принял вид рьяного миротворца и широко улыбнулся в расчете на то, что, может, они и не видят нежданного гостя их вечеринки, но мальчишка наверняка наблюдает за ними украдкой.
— Что же ты замолчал, друг мой? Не хочешь спуститься?
— Нет.
Критичный ответ. Лица бандитов вытянулись. Вряд ли им кто-то когда-либо перечил. И первый опыт был воспринят тяжело и со скрипом.
— Но все-таки было бы вежливее беседовать с глазу на глаз, — не отставал Бородка, махая другим, чтобы те не думали вмешиваться в его уговоры.
— Отвали, Йолупукки, — буркнули с крыши.
На лице Бородки появилось недоуменное выражение.
— Что? Причем тут финский Санта-Клаус?