Океан безмолвия

Миллэй Катя

Не успеваю я опомниться, как мама Дрю подходит ко мне и берет у меня торт. Я не хочу его отдавать, хочу подержать чуть дольше, но выбора нет, и я отдаю ей торт. В руках сразу ощущается пустота.

— Вот ты какая, Настя! — Все ее лицо — сплошная улыбка. Теперь понятно, от кого Дрю и Сара унаследовали свою пригожесть. Их мама — просто красавица. Я невольно смотрю на ее живот. Вероятно, срок не очень большой, беременности не заметно. Интересно, сколько ей лет? Сорок-то уж есть, наверно. Зачем в таком возрасте обзаводиться еще одним ребенком? С другой стороны, если ты еще способна рожать, почему бы нет? Она возится в холодильнике, освобождая место для торта. Я ее об этом не просила, но благодарна ей за хлопоты. Пока я везла торт, из-за жары и влажности глазурь

уже начала таять.

— Как славно, милая, что ты принесла десерт. Просто чудо, а не торт, — говорит миссис Лейтон, закрывая холодильник и поворачиваясь ко мне. Потом быстро преодолевает разделяющее нас расстояние и, прежде чем я успеваю понять, что она задумала, обнимает меня. Я никогда ни с кем не обнимаюсь. Не люблю, чтобы ко мне прикасались, даже если нет никакой опасности. Это дело очень личное, мне не нравится. Но мама Дрю, кажется, не замечает, как напряжены мои опущенные вдоль тела руки. Правда, уже через секунду, когда подает голос Дрю, она выпускает меня из своих объятий.

— Ну вот, ее уже милой называешь, а для меня слова ласкового у тебя нет, — притворно хныкает он.

— Есть, — возражает миссис Лейтон, мимоходом потрепав его по щеке. — Буквально на прошлой неделе я назвала тебя проклятьем моей жизни.

— Точно, — говорит он. — Удачный был день.

Трудно сдерживать улыбку, наблюдая за ними. Когда-то и моя семья была счастлива. Я помню: не так много времени прошло.

Через несколько секунд к нам подходит Джош Беннетт. Судя по его лицу, он не ожидал меня здесь увидеть, как и я его. По-моему, при виде меня он даже отступил на шаг назад.

Миссис Лейтон поспешила встать между нами, пока атмосфера неловкости не стала невыносимой. Она обнимает Джоша, он тоже ее обнимает. Для меня это так странно. Обычно вокруг Джоша безлюдное пространство в радиусе шести шагов, а тут он, весь из себя дружелюбный, сердечный, обнимается с мамой Дрю. Мне требуется целая минута, чтобы это осмыслить. Надеюсь, челюсть у меня не отвисла. Вечером, пожалуй, придется пробежать миль десять, чтобы проанализировать сегодняшние события. Дать оценку поведению не только Дрю, который, как неожиданно выяснилось, умеет быть искренним, но еще и Джошу Беннетту: оказывается, он вовсе не так уж неприступен.

Мгновением позже на кухне появляется Сара. Она явно знала, что я должна прийти, в лице ее нет удивления. Лишь надменное презрение.

— Полагаю, вы все знакомы друг с другом, — говорит миссис Лейтон, избавляя нас от необходимости изображать дружелюбие. — Ужин будет готов через десять минут. Сара, ты отвечаешь за напитки. Дрю, возьми Джоша и проверьте, как там отец управляется с грилем. Проследите, чтобы он опять не пережарил стейки. А ты, Настя, помогай мне носить еду из кухни. — Я киваю, мысленно благодаря ее за то, что она дала мне задание, иначе я слонялась бы без дела, чувствуя себя неприкаянной, да еще и никчемной. Я следую за ней к плите. Она дает мне две подставки, которые нужно отнести на обеденный стол. Есть что-то успокаивающее и одновременно тревожное в том, что меня попросили помогать. Вроде как я здесь не чужая. Еще утром мои планы на вечер заключались в том, чтобы сесть перед телевизором с конфетами «Фан дип» и смотреть старые передачи «Фактора страха», в которых разные дуры и козлы в погоне за славой давятся бычьими яичками. Теперь же я стою в своих черных шпильках в центре полотна Нормана Роквелла [3] . Это тоже надо потом осмыслить. Пожалуй, составлю список, чтобы ничего не забыть.

3

Норман Роквелл (1894–1978) — американский художник и иллюстратор.

Застолье мне очень нравится. Такого удовольствия я давно не получала. При всей помпезности и пышности сервировки сами родители Дрю абсолютно нормальные люди. Отец — веселый самокритичный человек. Мать остра на язык, никому из домашних не дает спуску. Дрю, как только мы вошли в дом, преобразился

в благовоспитанного обаятельного юношу, никаких непристойных намеков. Он сидит рядом со мной, Джош — по другую руку от него, так что на протяжении всего ужина я почти не вижу Джоша. Большая удача, надо бы где-нибудь это записать, мысленно отмечаю я. Сара сидит напротив меня, и не видеть ее я никак не могу. Со мной она вообще не общается, с другими — мало, но ее необщительность остается без внимания, разговоры за столом не смолкают. Правда, я часто ловлю на себе ее взгляд, но не могу определить, злится она или нервничает. Может, боится, что станет известно, как она относится ко мне в школе, а ей не хочется, чтобы родители узнали, что их дочь — самая типичная стерва. Но они, должно быть, догадываются. Я видела, как она ведет себя с Дрю. Вряд ли ей удается постоянно скрывать свою стервозность. Одно дело — собачиться с братом, это еще куда ни шло, но издеваться над другими — недопустимо.

После ужина мы все помогли убрать грязную посуду. Миссис Лейтон несет на стол мой торт и яблочный пирог. Сара идет следом со стопкой тарелок, вилками и контейнером с ванильным мороженым. Помогает матери разложить десерт по тарелкам.

— Потрясающий торт, Настя. Где ты его заказывала? Через пару недель я иду на званый ужин. Мне нужен десерт, и я хотела бы принести что-нибудь такое же.

Я трясу головой, показывая на себя.

— Сама? — Миссис Лейтон не столько изумлена, сколько заинтригована. Я киваю. — С начала до конца? — Я опять киваю. Я все пеку только сама. Ничего не имею против полуфабрикатов, просто в моем понимании использование полуфабрикатов — это обман, не моя заслуга. Торт, конечно, не музыка, но это то, что я создаю своими руками.

— А я совсем не умею печь, — грустнеет она. Этому можно научиться. Ничего сложного. Главное — знать пропорции, а потом, как только смешаешь ингредиенты, уже можно импровизировать. В сущности, процесс выпечки сводится к математике и естественным наукам, и это забавно, потому что я не сильна в этих дисциплинах. — Зато у Джоша есть знакомые, которые хорошо пекут. Правда? — Она смотрит на него, и у меня создается впечатление, что это вопрос с подвохом. Я уткнулась взглядом в тарелку, сдвинула свой кусочек торта в лужицу тающего мороженого.

— Да, одна знакомая в школе. — Судя по его голосу, ему так же неловко, как и мне. Мысленно я велю всем оставить эту тему, и Джош, должно быть, делает то же самое. Мне вовсе не хочется, чтобы он объяснял, в связи с чем на его крыльце появилась тарелка с печеньем. Сам он, конечно же, без труда догадался, что печенье от меня, то есть он точно знал, почему оно там появилось.

— И кто же это? — спрашивает Дрю с полным ртом шоколадного торта. Занятно, но, в общем-то, не удивительно. Джош ему ничего не сказал. Интересно, откуда мама Дрю знает? Джош медлит с ответом, и я вижу, что взгляд миссис Лейтон с него перескочил на меня. Вид у нее удовлетворенный. Ответ получен.

— Дрю, еще раз скажешь что-нибудь с набитым ртом, будешь прислуживать за столом на следующем заседании моего читательского клуба. — Она тычет вилкой в его сторону, и он мгновенно закрывает рот. Очевидно, это страшная угроза. Дрю поднимает руки вверх: всё, сдаюсь.

Когда мы убрали со стола тарелки из-под десерта, миссис Лейтон приготовила кофе, и все устроились на огромных белых диванах в гостиной. Я от кофе отказалась. Кофе я не пью: сколько сахара ни клади, на вкус полная дрянь. Может быть, это просто потому, что мои вкусовые рецепторы настолько невосприимчивы к сладкому, что любая пища с содержанием сахара менее девяноста процентов имеет для меня неприятный вкус. Но даже если б я была зависима от кофеина, а мы сейчас жили в некоем антиутопическом будущем, где кофе запрещен, а я не пила его три дня, все равно отказалась бы. Не сумела бы побороть страх, что моя рука вдруг не удержит полную чашку кофе, и он прольется на один из диванов с белой жаккардовой обивкой. Сара тоже не пьет кофе, посему, полагаю, мой отказ вопросов ни у кого не вызывает. Джош выпивает целых три чашки, хотя специально я не считаю.