Океан и кораблик
Шрифт:
Миша, едва удерживаясь на ногах, под напором все усиливающегося ветра развертывал полотно. Харитон помог ему накрыть зонд полотном - для сохранности. Харитон проверил у Миши страховочную цепь, подбадривая, потрепал его по плечу, и они стали пробираться на левый борт к радиолокационному аппарату "Метеорит".
Я видела, как их накрыла с головой огромная волна и потащила за собой в океан, но Харитон удержался, вцепившись в штормовой леер, и удержал Мишу, который обеими руками держал зонд. Харитон, нагнувшись, отвернул крепления, и прибор ожил. Зонд с датчиком рванулся вверх, в
– Иди в лабораторию,- сухо сказал Иннокентий. Он тоже наблюдал за ними, через мое плечо. Я ушла, ничего не сказав.
Ну и ну! Надо же такому случиться. Сколько раз мы сидели вдвоем с Харитоном за шлюпками, на ботдеке или в библиотеке, и никогда он не позволял себе ничего подобного. За все время нашего знакомства один раз поцеловал мне руку, и все.
И вот, в такую-то бурю, да еще на глазах капитана и Иннокентия, задумал целоваться. Но сердиться на него я почему-то не могла.
Да, это был шторм, и за несколько часов он прошел по шкале Бофорта все градации: сильный шторм, крепкий шторм, жестокий шторм, перейдя под утро в шторм ураганный. Продолжать работы на палубе было разрешено только метеорологам, но не мне... Наблюдения вели по очереди Миша Нестеров и Яша Протасов. Страховал каждого Харитон. Больше они никому не доверяли.
Сережа Козырев сидел почти безвыходно в радиорубке (куда меня тоже ночью не допускали). Пока никаких сигналов бедствия не давали. Машины работают четко, "Ассоль" мужественно держится против волны. Легли в дрейф, и нос на волну. Чуть в сторону - и "Ассоль" валится на борт, топя мачты в воде.
Океан озверел. Воистину Великий, но никак не Тихий. Все чаще обрушивает на корму страшные удары, так что судно содрогается всем телом. Кажется, что еще один-два таких удара - и хрупкая "Ассоль" переломится пополам. Но каким-то чудом "Ассоль" держится.
Ужин не запоздал. Был вкуснее обычного. Посерьезневшая Миэль расстелила на столы мокрые салфетки, чтоб чайники не скользили. Подняла предохранительные бортики, чтоб не билась посуда.
В этот вечер места в кают-компании пустовали. Под конец ужина нас осталось пятеро: капитан Ича, кок Настасья Акимовна, Иннокентий, дядя и я.
– Иди, Настенька, ляг!
– озабоченно сказал Ича жене. Она заметно сдала последнее время: стала какая-то желтая, по лицу коричневые пятна. Но готовила она хорошо, команда была очень ею довольна. О Миэль она заботилась, как мать.
– Это со мной не от качки,- сказала она.- Хотелось посидеть с вами. Но, пожалуй, пойду. Постараюсь уснуть. Не провожай меня, дойду.
Она пожелала нам спокойной ночи. Ича все-таки пошел проводить жену.
– Настасью Акимовну надо будет переправить на материк,- сказал дядя Иннокентию. Тот кивнул головой.
Скоро вернулся Ича. Взглянул на часы и присел к столу.
– Посижу с вами немного и пойду пораньше, сменю Мартина. Сегодня тяжелая вахта. Неужели это Течение на всем протяжении сопровождается штормами?
– сказал Ича раздумчиво.
– Ерунда!
– пожал плечами Иннокентий.- Этого не может быть.
– Но наше первое знакомство с
– А рассказы Яланова о промысловой шхуне "Зима"? И вот теперь...
– Совпадение. И затем - одно время года. Ты-то уж должен знать, капитан.
Ича, такой молчаливый всегда, в этот вечер разговорился. Рассказал о своем детстве. Он был родом из корякского округа, родился и вырос на побережье. Хорошо знал родную тетку Ренаты Тутавы корячку Ланге. С десяти лет Ича ходил с отцом и старшим братом на морского зверя. Уже в те годы появилась у него мечта о корабле...
Ича страстно хотел стать капитаном. После окончания десятилетки он поступил в Дальневосточный технический институт рыбной промышленности на судоводительский факультет. День, когда он прочел свое имя в списках принятых, был одним из самых счастливых дней его жизни.
Уходя, чтоб сменить Мартина, Ича вдруг произнес смущенно, стеснялся он высокопарных слов:
– Люблю я свою родину! Не променял бы ее ни на какой юг. Здесь начинается Россия... Здесь восходит солнце. Разве у нас на Камчатке не самые сильные, самые добрые, незаурядные люди?
– И добавил уже в дверях: - Когда у нас с Настенькой будет сын, я воспитаю его в любви к корякской родине... Настоящим коряком... Думаю, что Настенька не будет против...
Иннокентий удивленно посмотрел ему вслед, словно хотел сказать: "Что это с ним сегодня?"
Когда мы разошлись по своим каютам, я была уверена, что не усну. Уж очень ревел океан. Уже не отделить было грохота волн от воя ветра, шума дождя - все смешалось в один сплошной, зловещий гул.
На всякий случай я легла спать одетая. Было к тому же холодно, меня знобило. Я укрылась одеялом с головой, стараясь не думать о том, как "Ассоль" в кромешной тьме борется с чудовищно тяжелыми волнами, которые обрушивал на нее океан.
Океан и кораблик!
Мама Августина, пусть не передается тебе моя тревога, мой страх. Я не должна бояться! Иначе незачем было идти в океан, ведь знала же я, что он для мужественных. Я не боюсь. Сейчас я должна уснуть. Завтра понадобятся силы. Я совсем не боюсь. Я хочу спать. Я же очень хочу спать! (Я совсем не хотела спать.) Я пригрелась и уснула. Даже снов не видела.
Проснулась я на полу, потирая ушибленное место: меня сбросило с койки.
Настало утро, и в океане бушевал ураганный шторм. Капитан категорически запретил выходить на палубу иначе, как по его приказанию: волны могли сломать позвоночник. Все осунулись и как-то сразу похудели.
Настасья Акимовна занемогла. Миэль обварила себе руку и плакала. Все же они кое-как приготовили завтрак. Валерий Бычков огорошил всех признанием, что он по профессии повар, только скрывал это, считая приготовление обедов бабьим делом, но теперь он убедился, что, пожалуй, в некоторых обстоятельствах это только мужское дело. Кок и юнга получили бюллетень, а Валера принял камбуз.
Я сменила измученного Сережу в лаборатории, и он, даже не позавтракав, ушел спать.
...Самые последние новости. У Миши сломался анемометр, после того как показал 60 метров в секунду. (Прибор, что с него взять!) Давление продолжает падать.