Океан и кораблик
Шрифт:
Судовые шлюпки сорвало со своих мест и унесло в океан. Одна осталась (крепили, связавшись по нескольку человек).
Сломались мачты.
Была авария двигателя, его починили. Но двигатель теперь работает с перебоями.
Шурыге показалось, что машинное отделение сейчас затопит, и он так задраил двери, что теперь не может открыть! Так что Шурыга и его помощник Лепик оказались закупоренными. С внешним миром общаются по телефону. Очень сожалеют, что по телефону нельзя доставить горячий завтрак. Закуска у них была.
На "Ассоль" все с тревогой прислушиваются
У меня в радиорубке собрались капитан Ича, Иннокентий и синоптик Миша. Они казались обескураженными. Я почесала нос и натянула в рубке кусок проволоки, как веревку для белья - внутреннюю антенну.
– Буду работать на коротких,- успокоила я капитана.
– Давай-давай! Чтоб связь была.
С помощью этой "антенны" я попыталась узнать, что происходит в океане. По обрывкам чьих-то радиограмм мы поняли, какая беда свалилась в этот день на корабли... На одном судне уже потеряли двух матросов, на другом снесло штурманскую рубку вместе с капитаном и рулевым. Многие суда получили пробоины, и им требовалась немедленная помощь. Другие уже умолкли. И напрасно Петропавловск без конца запрашивал, почему нет связи. Хуже всего было в северных водах. У судов началось обледенение. Люди скалывали лед, но судно обмерзало снова, теряя остойчивость.
Я обернулась к капитану:
– Помощи не будем просить?
– Нет,- категорически отрезал Ича.- Другие в худшем положении. Мы хоть не обмерзаем. К тому же добираться до нас... Вот если Шурыга не справится с двигателем... Тогда уж...
Он задумчиво постоял возле меня.
– Однако, Марфенька, поищи в эфире... на всякий случай... может, тут поблизости от нас кто откликнется.
– Хорошо, поищу.
– Кто тут может быть? В стороне от всех путей...- удивился Иннокентий. Не заметила я в нем никаких следов страха или уныния. И одет он был, как всегда, тщательно и даже выбрит.
Ича нерешительно взглянул на друга.
– Научно-исследовательское судно "Дельфин". Оно изучало аналог нашего Течения в южном полушарии. А теперь перешло экватор, северный тропик и движется как раз нашим Течением... Навстречу нам. Судно большое, сильное. Им этот шторм нипочем.
Иннокентий удивленно уставился на капитана. Тонкие темно-русые брови его сдвинулись.
– Откуда ты знаешь?
– Сережа как-то связался с ними, неделю назад. Но сегодня ночью почему-то не нашел их. Может, теперь ты, Марфенька, найдешь.
– Почему же Козырев не доложил мне?
– Я ему не велел...
– Не понимаю тебя,- холодно проговорил Иннокентий.
Он прекрасно понимал. Ича как-то съежился под взглядом друга.
– Не хотелось тебя огорчать. Теперь будет считаться - они открыли.
– Значит, когда мы
– Да. Они и подсказали нам курс.
Миша протянул мне данные наблюдений, и я отстучала "погоду". Приняла по фототелеграфу синоптическую карту для Миши, и он ушел, качая головой. А я перешла на прием и слушала голоса кораблей, терпящих бедствие. "А вокруг была смерть, только смерть - в пять часов пополудни",- вспомнила я слова поэта.
Обед, приготовленный Валеркой, был необыкновенно вкусен. Настасья Акимовна готовила более экономно. Никто не ожидал от него такого мастерства. В конце обеда он явился, как артист на аплодисменты, в белом халате и поварской шапочке, лихо надвинутой на одно ухо. Глаза его лукаво блестели. Он осведомился, понравился ли нам обед? Все хором поблагодарили его. Он был доволен. Однако не смог не пофигурять:
– Покормлю вас еще разок-другой и сам пойду рыб кормить!!!
– На этом он гордо удалился на камбуз.
– Ну и дурак,- бросила ему вслед неблагодарная Миэль. В этот момент в кают-компанию вбежал Сережа Козырев.
– Земля!
– крикнул он.
Я сидела рядом с дядей, ближе всех к двери, и моментально, по внутреннему трапу, очутилась в штурманской рубке. Иннокентий смотрел в трубу радиолокатора. Увидев меня, он уступил мне место.
– Смотри, Марфенька, как хорошо видно,- сказал он. На экране локатора четко вырисовывался остров... Обрывистые скалы, каменный мыс.
– Остров? Тот самый?
– обрадованно воскликнула я.
Вошел, тяжело дыша, дядя и встревоженно взглянул на капитана. Ича отвел взгляд. И я вдруг осознала, что радоваться нечему.
А через минуту в рубку вошел Шурыга. Раскупорились наконец. Глаза у него были красны и воспаленны.
– Капитан, при таких оборотах мы взорвемся. Температура предельна!
– Будем охлаждать забортной водой. Боцман! Где боцман?
Показался невозмутимый Харитон. Капитан дал распоряжение. Для страховки велел связаться матросам по четверо. Боцман поспешно ушел.
Весь экипаж знал, что, если Шурыга не обеспечит работу двигателя на полную мощность, "Ассоль" развернется бортом к волне и ее перевернет. Гибель тогда неминуема.
Шурыга и Лепик исправили двигатель, больше в машинном отделении ничего не заедало. Но шторм был столь силен, что всей мощности машин в триста лошадиных сил хватало лишь на то, чтоб удерживаться носом к волне. А течение и ветер, объединив силы, неудержимо влекли "Ассоль" на острые скалы, окружившие остров кольцом.
В эту ночь никто не ложился спать, хотя аврал не объявляли. Мужчины, выполняя распоряжения капитана, боролись, сколько у кого было сил, за свое судно, а мы, женщины, не выходя из кают-компании, готовили еду, кофе или ухаживали за ранеными и больными. У Анвера Яланова разбита голова (дядя боялся, что у него сотрясение мозга), у штурмана Мартина Калве сломана рука. Протасова Яшу так стукнуло о железо, что он надолго потерял сознание. Настасья Акимовна совсем разболелась... Дядя почти не отходил от нее. Я пока еще отделывалась легкими синяками.