Океан Надежд. Весна перемен
Шрифт:
сказала ему на ухо
, что ей нужно отлучиться и
Кевин
с неохотой отпускает ее. Он
проводил
ее взглядом, пока она не
скрылась из виду з
а шатром гадалки.
Плач дочери
заставил
Кевин
обернуться.
красочной и манящей, какой она была в тот момент, когда он сажал на нее Кэтти. Теперь она
выглядела
ветхой
, истертой, с явными признаками коррозии на абсолютно всех деталях.
Она
набирала
скорость,
и скрип ржавого мета
л
ла
становился
невыносимым.
Кто-то
спросил
его, что
происходит
. Рядом с ним
стояла
Линин,
облаченная в плать
е Клэр.
Кевин
указал
на карусель
и,
перекрикивая скрип, заявил,
что обязан
ее остановить. Его не смущал
тот факт, что карусель пуста,
ведь плач его дочери продолжал
доноситься с той стороны.
Билетер пропал, и вместо того чтобы бежать в его будку, дабы остановить взбесившейся механизм,
Кевин
попытался
взобраться на п
латформу, н
о у него ничего не
получалось
. Он
падал
и не
мог
подняться на ноги, так как все вокруг него
плыло
и
шаталось
,
в
становился
все громче и громче.
От бессилия
Кевин
начал
кричать, испытывая злость на самого себя.
Он истошно
звал
дочь,
все еще пытаясь взобраться на карусель, которая и не думает останавливаться.
Он проснулся на полу каюты, понимая, что еще секунду назад кричал во весь голос имя своей дочери.
Кевин встал с пола, на котором пролежал последние три часа, чувствуя, что судно под ним больше не качается из-за сильных штормовых волн. Но, вместе с шумом урагана, ушли и другие звуки - он совершенно не слышал голосов матросов и криков капитана корабля.
"Может, пришло время завтрака? Отсюда и тишина", предположил он, хотя сам не поверил в данное предположение.
Кевин протер сонные глаза руками, после чего громко зевнул. Возможно, тишина на корабле была обусловлена и другими причинами, да только его первое предположение напомнило ему, что он и сам ничего не ел со вчерашнего вечера. И хотя из-за качки его немного мутило, голод, заполнивший его желудок пустотой, был гораздо сильнее. Он встал с пола, не без труда удержавшись на ногах, и зашагал к столу, который все еще стоял на своем месте, только благодаря тому, что его ножки были прочно прибиты к деревянному настилу. Сидя за столом, он обождал какое-то время, пока головокружение успокоится, затем, придерживая голову руками, повернулся в сторону шкафчика. Внутри ящиков бутылки вина принесенной Линин не оказалось, а пить хотелось очень сильно.
– Кэтти. Клэр, - практически шепотом произнес он, глядя по сторонам. Воспоминания о прошедшем сне были еще очень ярки, от чего в груди защемило от тоски. До сих пор ему казалось, что в его ушах стоит звон от крика дочери. И прежде чем он успел подумать о том, что крик во сне был очень реалистичным, очередной пронзительный крик раздался с верхней палубы корабля.
Он вздрогнул и взглянул на запертую дверь каюты. Что это было? Крик боли или же отчаянья? Голос был женским. А, насколько он знал, на корабле была только одна женщина.
– Линин, - прошептал он, чувствуя нарастающее напряжение во всем теле.
Он сорвался с места и поспешил вверх по крутой лестнице, практически вылетев из каюты, и оказался на нижней палубе. Солнечный свет ослепил его привыкшие к мраку глаза, от чего он зажмурился и отвернулся в сторону.
Когда солнечные лучи стали более щадящими, он смог оглядеться по сторонам. На палубе никого не было, по крайней мере, на том участке, который входил в его поле зрения. А участок был - не слишком широким коридором, образуемый бортом корабля и стенкой обеденного зала. Рядом с дверью его каюты находилась дверь, что вела в опочивальню Тифа. Он поспешил открыть ее и позвать по прозвищу их самого опытного и старшего товарища, но ему никто не ответил. Тифа уже не было в своей каюте. Отчего-то именно этот факт показался ему самым пугающим во всем необъяснимом затишье дрейфующего по волнам корабля.