Океанический
Шрифт:
Дул тёплый ветерок. Я посмотрел вокруг: на гладкий горизонт, на блеск звёзд, на едва светящуюся серебристую воду. Даниил процитировал:
– Святая Беатрис, я готов умереть за этот мир. Позволь мне погрузиться в Твою кровь, ради моего искупления, и чтобы я мог посмотреть в лицо Твоей Матери.
Я повторил эти слова, стараясь, чтобы они звучали так же твердо.
– Святая Беатрис, я предлагаю Тебе свою жизнь. Все, что сейчас я делаю - делаю для Тебя. Приди мне в сердце и даруй мне веру. Приди мне в сердце и даруй надежду. Приди мне в сердце и даруй любовь.
– И даруй мне любовь.
Даниил
Затем ноги соскользнули, я коснулся воды и начал погружение ниже и ниже.
Это не было похоже на погружение. Я падал в воду все быстрее, как будто это был воздух. Представление о канате, держащем меня, теперь качнулось в противоположную крайность: моё ускорения, казалось, говорило о том, что катушка на палубе ни к чему не была закреплена и её она уже оказалась под поверхностью. Неужели это то, что делали последователи? Они позволяют бросить себя без спасательного круга. Наверное, Даниил перерезал трос и я прямым ходом опускаюсь на дно океана.
Крюк рванул мои руки, выворачивая их над головой и я остановился.
Я развернулся лицом к поверхности, но ни свет звёзд, ни слабая фосфоресценция корпуса не достигали такой глубины. Я позволил потоку пузырьков вырваться из моего рта и почувствовал, как они скользят по моей верхней губе, но других следов от них во тьме было не отметить.
Я осторожно перевёл руки за крюк. Узел на моих запястьях сжимался по-прежнему, хотя Даниил и предупредил, чтобы я не доверялся ему. Я перераспределил вес, переместив колени к груди. Теперь если верёвка оборвётся, то по крайней мере мои руки будут свободными; хотя даже при таком исходе я не был уверен, что был бы в состоянии подняться. Мысль о том, что если узел развяжется, то я упаду ещё ниже, наполнила меня ужасом.
Мои плечи болели, но никакой травмы не было. Подтянуть себя вверх не займёт много усилий, пока мой подбородок будет на одном уровне с нижней частью крюка. Продвигаться дальше было неловко: со связанными руками я не мог сделать ими упор должным образом. Однако с третьей попытки мне удалось заблокировать руки, указывая ими вдоль верёвки вниз.
Я делал это без всякого реального плана, когда меня поразило, что даже с моими связанными руками и ногами, я мог бы попытаться вскарабкаться по верёвке. Надо было только начать. Я должен был бы перевернуться вверх-вниз, схватить верёвку между коленями, затем свернуться калачиком - передвинуть крюк - и схватить верёвку рукой на более высокой точке.
Но если я не смогу достаточно далеко развернуться, чтобы тащить себя?
Тогда поднимусь вперёд ногами.
Я не мог даже управлять первым шагом. Казалось, что твёрдо удержать руки будет просто, позволив себе опрокинуться назад, но в воде даже две трети моего тела было недостаточно, чтобы уравновесить вес.
Я попробовал другой подход: упал, чтобы повиснуть на расстоянии вытянутых рук, поднял
Я снова опустил себя вниз, и попытался выкрутить ноги через пространство между моих рук. Мне не удалось с первой попытки, а затем подумав, я понял, что в любом случае это плохой ход. Даже если бы мне удалось схватить верёвку между связанных ног, а не просто упасть на спину, рискуя вывихнуть плечи, то восхождение по верёвке с руками за спиной либо невозможно либо потребует таких усилий, что кислород закончится прежде, чем будет пройдена десятая часть пути.
Я выпустил ещё немного воздуха из лёгких. Я чувствовал, что мышцы в диафрагме упрекают меня за то, что не даю им делать то, что они хотели сделать. Ещё было время, но я не знал, когда я смогу дышать снова, поэтому попытался сохранять спокойствие. Я знал, что могу положиться на Даниила, который вытащит меня на поверхность на двести тау. Но я только однажды задерживал дыхание на сто шестьдесят. Ещё сорок тау покажутся вечностью.
Я почти забыл, что это испытание должно было означать, но теперь я начал молиться. "Пожалуйста, Святая Беатрис, не дай мне умереть. Знаю, Ты утонула, чтобы спасти меня, но если я умру, это не поможет никому. Даниил окажется в таком глубочайшем дерьме... но это не угроза, просто наблюдение." Я почувствовал укол тревоги: что если я обидел Дочь Бога. Борясь, я чувствовал, что моя вера слабеет. "Я не хочу умирать, но Ты и так это знаешь. И теперь что я не знаю, что ещё сказать."
Я выпустил ещё немного спёртого воздуха, пытаясь рассчитать время, которое находился под водой; нельзя опустошать лёгкие слишком быстро - когда они были сжаты, ещё труднее не дышать - но держать в себе углекислый газ слишком долго тоже было не очень хорошо.
Казалось молитва ввела меня в еще большее отчаяннее, поэтому я попытался придумать какие-нибудь другие священные слова. Я не мог вспомнить ничего из Писания слов в слово, но суть самой важной части пронеслась в моей голове.
После тридцати лет жизни в теле и убеждения всех Ангелов снова стать смертными, Беатрис вернулась в свой пустынный космический корабль и полетела прямо в океан. Когда Смерть увидела, что Она идёт, то приняла форму гигантского змея и в ожидании свернулась в воде. И хотя Она была дочерью Бога и обладала неограниченной властью, Она позволила Смерти проглотить Себя.
Вот как Она нас любила.
Смерть уже думала, что выиграла. Беатрис была в ловушке внутри змея, в темноте, в одиночестве. Ангелы были во плоти, так что смерти даже не придется ждать падения звёзд, о котором они заявляли прежде.
Но Беатрис была частью Бога. Смерть поглотила часть Бога. Это было ошибкой. Через три дня челюсти змея распахнулась, и Беатрис вылетела, пылая огнём. Смерть была сломлена и унижена.
Мои конечности онемели, но грудь горела. Смерть была все еще достаточно сильна и знала об этом. Я начал молотить вслепую, тратя весь оставшийся в крови кислород, и отчаянно пытаясь отвлечься от желания вдохнуть.