Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы
Шрифт:
Папироса увертывалась из дрожащих пальцев капрала. Косясь взглядом на короткоствольный русский автомат, он тоскливо думал: «Ох, дурак я!..»
– Да ты, я вижу, давно воюешь, – сказал ефрейтор, заметив на груди целый ряд знаков отличия.
– Вторую войну.
– Я тоже давно. Уже третью. С вами, сволочами, разве поживешь мирно?
«Сейчас шлепнет», – тоскливо подумал капрал и, чтобы не мучиться дальше, решил приблизить этот момент: все равно уже не вырвешься.
– Много ваших я положил, –
– Ну и я ваших – не меньше.
Дуло «суоми» еще тлело ядовитым дымком. «Сколько людей убил, – навернулась мысль, – а сейчас меня убивать будут…»
– Батрак я, – с натугой, точно оправдывая себя в чем-то, сказал Ориккайнен и поднес к лицу свои широкие красные ладони. – На вырубках «Вяррио»… Может, слышал?
– Работал.
– Что?
– На «Вяррио», говорю.
– Ты?
– Я.
– Когда?
– Давно, – вздохнул ефрейтор, – еще до революции.
– Лесоруб?
– Был. Сейчас учитель.
– Вот как, – задумчиво протянул капрал и почему-то успокоился. – Карел?
– Нет, финн. – Ефрейтор забросил окурок в лощину, где лежал под ворохом листьев мертвый офицер, и спросил: – За что ты его?
– Сволочь он… солдат обижал… А ты, выходит, видел?
– Я как раз вот здесь сидел. Скажу честно, ловок ты – даже пикнуть не дал ему. Только чего же пуукко свой оставил?..
– Растерялся, никогда своих не приходилось…
Ориккайнен снова потрогал ножны, прищурился:
– Меня… к своим отведешь?.. Или как?..
– А чего тебя отводить? – улыбнулся ефрейтор. – У нас таких, как ты, много!
– Допрашивать будете…
– А мы и так все знаем. Больше тебя даже.
– Значит – пуля?
– И пули тратить не буду.
– Что же тогда?
– А иди куда хочешь! Все равно вам конец скоро.
И, как бы в подтверждение своих слов, ефрейтор бросил к ногам Ориккайнена его длинный пуукко:
– На, возьми!..
«Вот сейчас и выстрелит, – подумал капрал, не решаясь забрать нож. – Если бы русский был – можно поверить, а он – финн, мы все такие…»
– Дурак ты капрал!..
Непослушными пальцами Ориккайнен втиснул острое лезвие в ножны.
– Что ты делаешь со мной? – изменившимся голосом прошептал он. – Как же я теперь стрелять-то в вас буду?..
– А ты не стреляй.
– Война.
– А ты не воюй!
Ориккайнен поднял тяжелый «суоми», протянул его ефрейтору:
– Слушай, возьми-ка ты меня лучше в плен.
– От этого война раньше не кончится.
– Нет, ты возьми! А то еще, не дай бог, встретимся…
– Если хочешь – давай. Хоть завтра.
– Не приду я больше к тебе. Берешь – так бери сейчас.
– Иди к черту, – равнодушно сказал ефрейтор и встал. – Убирайся!..
– Нет, ты возьми!
– Тьфу,
– Я за тобой пойду.
– Не нужен ты мне.
– А там, – капрал махнул рукой за озеро, – там я тоже теперь не нужен.
– Ничего, можешь пригодиться. Если, конечно, дураком не будешь.
Ефрейтор потянул капрала за рукав, вдвоем они взошли на пригорок.
– Вот, – сказал ефрейтор, – видишь ту сосну?
– Вижу.
– Видишь, на ее стволе белеет что-то?
– Вижу.
– Так вот. Сходи прочти – это листовка. И написана она вашими солдатами, которые у нас в плену. В этой листовке они к вам обращаются – к тем, кто еще не расстался с оружием. Прочтешь – многое ясно тебе станет. Если увидишь, что врут в листовке, обманывают таких, как ты, разорви ее и выстрели мне вслед. Если увидишь, что это правда, снеси к себе в землянку, пусть прочтут другие… Прощай! До лучших времен!..
– Постой, – остановил его Ориккайнен, – как зовут тебя, чтобы знать?
– Лейноннен-Матти!
Он шел обратно. Листовка шуршала у него за пазухой, и он часто доставал ее, снова и снова прочитывал серые, размытые дождем строчки.
«Так значит, – раздумывал капрал, – Паасикиви еще в марте ездил в Москву для переговоров о мире. И еще в марте – вон когда! – Суоми могла выйти из войны. И русские шли на это, они тоже согласны мириться… А вот Рюти, этот старый пес, сорвал переговоры. Значит, опять сиди капрал Ориккайнен в землянке, дави вшей, грызи „фанеру“, бей русских…»
Кто-то тихо свистнул. Капрал огляделся и, заметив на одном дереве кольцевой надрез коры, уверенно направился прямо к нему.
– Кто здесь?.. Ах, это ты, Олави!..
– Я, капрал, – послышалось сверху. – Поднимайся сюда, поговорим…
Ориккайнен ухватился за нижний сук и, сильно подтягивая свое тяжелое тело, добрался до люльки. Олави, привязавшись веревкой к стволу дерева, расхаживал вокруг него по доске, всматривался в затянутую хмарью лесную глушь; рядом с ним лежала, упираясь в развилок сучка, винтовка с оптическим прицелом…
– Ну, – спросил он, – нашел эту собачью морду?
– Нет.
– Ни живого, ни мертвого?
– Никакого. Наверное, обиделся и сбежал к русским…
Олави выругался и вдруг притянул к себе винтовку – стал тщательно целиться.
– Что там? – спросил капрал…
– Да какой-то москаль бежит. Но ему, чувствую, больше не бегать.
– Обожди, – сказал Ориккайнен, – дай-ка я сам пугну его…
Он вдавил в плечо удобный приклад, сильный окуляр приблизил к нему фигурку солдата, в котором – так показалось – он узнал Лейноннена-Матти.