Океаны Айдена
Шрифт:
– Полковник, это я, Ртищев… Отзовитесь! Я знаю, чувствую… вы где-то рядом… Эта вода… Спасибо…
Память Одинцова ожила. Тренировочный зал в Баргузине, блеск снега за окном, блеск сабель на помосте и молодой лейтенант, упрямо называвший его полковником… Ртищев! Любимый ученик! Как он тут оказался? Не в Айдене вообще, а здесь, на острове у Зеленого Потока?
Одинцов коснулся щеки Грида… Нет, уже не Грида! Костя Ртищев лежал перед ним на песке под холодным светом Баста – и умирал!
– Костя, я здесь. Чувствуешь мою руку? Слышишь меня?
– Слышу… слышу, Георгий Леонидович…
Горло у Одинцова перехватило, на глаза навернулись слезы.
Через неведомую бездну пространства и времени ученик пришел за своим учителем!
Костя торопливо продолжал говорить. В пробитом горле булькало и свистело.
– Вы не вернулись… так долго, и не вернулись… В Баргузине не знают, что думать. Виролайнен… он пытался много раз… пытался дотянуться до вас, помочь… безрезультатно… Что… что случилось?
– Почему он переслал тебя в это тело? – вопросом на вопрос ответил Одинцов. – В тело умирающего?
– Умирающего? А! Тогда понятно… Я испытал шок и чуть не соскользнул… чуть не ушел отсюда… Но Виролайнен… он был уверен, что я окажусь где-то рядом с вами… надо было лишь позвать… – На мгновение Ртищев смолк, то ли размышляя, то ли собираясь с силами. – Боль… Я вытерплю, Георгий Леонидович, вытерплю. Главное, мы можем поговорить, пока этот человек жив… Только боль… такая боль… Воды…
Одинцов снова наклонил край кожаного мешка над его губами.
Костя глотнул.
– Боль ничего не значит… ничего… Я вернусь… вернусь в свое настоящее тело, и боли не будет… – Он шептал и шептал, словно читая заклинания. – Нужно, чтобы вы знали… У Виролайнена теперь есть способ… способ послать испытателя туда, где вы… в тело ближайшего человека… вы как якорь в этом мире… – Ртищев сглотнул. – Ведь этот мир… огромный мир… похожий на Землю… Так, Георгий Леонидович?
Ну, и умелец Виролайнен! – мелькнуло у Одицова в голове. Своего добьется, не мытьем, так катаньем!
На губах Ртищева, на обезьяньем лице Грида, блуждала странная улыбка.
– Огромный… мир… – медленно повторил он, уставившись незрячими глазами в нависающее над ним крыло.
– Да, Костя. Этот мир огромен, не меньше Земли, и полон чудес. Жаль, что ты его не видишь. Все тут есть – то, что у нас было, и, возможно, то, что будет.
– Полон чудес… Поэтому вы не хотите возвращаться?
– Нет, не только поэтому. Во всяком случае, чудеса не главное. Я отправился сюда на пять минут, а пробыл восемь месяцев… Теперь у меня есть тут дела, есть близкие люди, и я не могу их покинуть. Не могу и не хочу. – Подумав о раненой ноге, о пожаре, что бушевал в его крови, Одинцов добавил: – Может быть, я вернусь… вернусь, если не будет иного выхода… если так сложатся обстоятельства…
– Понимаю, – прохрипел Ртищев, – я понимаю, Георгий Леонидович. Но что мне сказать генералу? Что сказать Виролайнену?
– Скажи, пусть оставят меня в покое, – твердо произнес Одинцов. – Пусть не мешают! Я нахожусь в отличном теле, в здравом уме и твердой памяти. И я могу вернуться
– Передам… я передам, что вы… – Тело Грида мучительно изогнулось, и из горла хлынул поток темной крови. – Боль… какая боль… – невнятно пробормотал Ртищев. – Но я постараюсь еще выдержать… постараюсь… – Вдруг на его лице появилось тревожное выражение, странно исказившее грубые черты трога. – Георгий Леонидович… полковник… Почему… умирает… этот… человек? Был… бой?.. Вы… Вы в порядке?
– Случилась мелкая стычка, и моему напарнику не повезло. – Голос Одинцова был ровен и спокоен. – Но я в порядке, в полном порядке, а вот о тебе этого не скажешь. Ты должен уйти, Костя. Если ты умрешь… если умрет тело твоего носителя, твоя гибель тоже неизбежна. Ты ведь знаешь, что случилось с Черновым и другими ребятами.
– Знаю… знаю и сейчас уйду. Но так хотелось бы взглянуть… увидеть этот мир… хотя бы раз… хотя бы на мгновение…
Преодолевая собственную немощь, Одинцов схватил за плечи легкое тело трога, вытащил из-под крыла и положил его голову себе на колени.
– Смотри, Костя! Смотри же! Постарайся разглядеть! – Он говорил торопливо, поглаживая ладонями мохнатую голову, словно передавая умирающему часть своей жизненной силы. – Над нами черно-фиолетовое небо и звезды, тысячи ярких звезд! Луна… Огромная, серебристая, больше, чем у нас! Она стоит над самым горизонтом… над океаном… таким океаном, какого нет на Земле! И завтра я поплыву туда… Ты видишь?..
– Да, полковник… – Черные губы дрогнули в улыбке. – Я вижу, вижу… Спасибо вам… Я… я ухожу.
Внезапно он напрягся, что-то зашептал, и через секунду поникшая голова скатилась с колен Одинцова. Наклонившись, тот посмотрел на мертвеца и быстрым движением ладони опустил веки на незрячие глаза. Потом пробормотал:
– Просто… как просто! Погрузился, вынырнул… Здесь, и через мгновение – Там…
Глава 4
Баргузин
Запись, надиктованную Ртищевым, они прослушали трижды в полной тишине. Гурзо допрашивала его под гипнозом, и лейтенант воспроизвел события с документальной точностью: свои слова и ощущения, слова Одинцова, плеск воды, ночной пейзаж, звездное небо, океан, луна… Поразительная история! Пожалуй, не Одинцова, а Ртищева нужно считать первопроходцем, думал Шахов; ведь он не только отправился Туда, но и вернулся Обратно. Любое погружение имело смысл, если возвратившийся мог что-то рассказать, и сейчас рассказчиком был Ртищев. Не Одинцов. Одинцов мог вернуться, но, как подозревалось прежде, не хотел. Даже потребовал, чтобы его оставили в покое.
Протянув руку, генерал выключил магнитофон. Потом произнес:
– Не повезло лейтенанту. Очутиться в теле умирающего… Вы, Хейно Эмильевич, могли бы что-то получше подобрать!
Старый академик раздраженно фыркнул.
– Я ничего не подбираю! Я объяснял вам десять раз свою методику! Испытатель переносится в тело существа, дистанционно близкого к Одинцову… самого близкого! А в данном случае при Одинцове единственный спутник, и торчат они на каком-то островке посреди океана… Хорошо еще, что подвернулся этот тип!