Оккупация
Шрифт:
От маяка вроде бы пошёл веселее; через два часа хода и он уж растворился во мраке. Теперь на небо стал чаще посматривать, ждал, когда прояснится и я увижу Полярную звезду, Большую и Малую медведицу, и красную планету Марс, и всё расположение небесных светил. Составлю треугольники, уточню маршрут. Не зря же в лётной школе астронавигацию учил. В полёте мог по звёздам маршрут рассчитать. Потом в артиллерии топографию и геодезию изучал. В крайнем случае по стволам деревьев линию движения определю: северная сторона мшистая, влажная, шершавая, а южная глаже и суше будет.
Иду этак, разные варианты прикидываю,
Поворачиваюсь назад и замечаю слабые мерцающие огоньки. Сначала думаю, что это звёздочки, но, прикинув, нахожу, что огоньки стелются по земле. «Волки!» – пронзает мысль. И я останавливаюсь. Огоньков много: четыре, шесть, восемь. Семья, выводок. Видимо, голодные и ждут, когда я лягу спать или что случится со мной. Им бы, конечно, неплохой ужин был.
Вынул пистолет, проверил, заряжен ли? И вторую обойму в шинельном кармане нащупал. Двенадцать патронов, стреляю я неплохо – отобьюсь. Но тут же и другие мысли лезут в голову: что если нападут все сразу?..
По коже мурашки побежали. Вроде бы и не робкого десятка, и вооружён; кроме пистолета большой складной нож в кармане, а поди ж ты, как страх спину холодит.
Обыкновенно мысль противная одна в голове не ходит, к ней тотчас и вторая, и третья присоединяются. А как спать буду? Костёр бы развёл, а из чего его разведёшь? Ну, положим, наломаешь сучья с берёзки – они сырые. Куст засохший найдёшь – долго ли гореть будет?
Наконец, где спать лягу? На снегу? На мокрой земле?.. Как же я обо всём этом не подумал раньше. Уж не вернуться ли назад?..
С минуту стоял в раздумье. Но потом крепко сжал кулак, поднял над головой: не трусь! Иди вперёд. Назад пути нет.
И двинулся дальше.
Пытался считать шаги, сверять их с часами, но тут же решил: занятие это пустое. И без того знаю: крепкий бодрый шаг будет равен шести-семи километрам в час.
Огоньки позади светятся и будто бы догоняют. Я уже к ним привык и иду спокойно. Пытаюсь услышать шум моря, но шума нет, и неба не вижу, только улавливаю слабый шелест облаков, коловращение сырых масс воздуха. Мог бы держаться левее, ближе к берегу, да всё время помню: у берега сырые низины, болота, ямы и овраги. Мысленным взором окидываю расстилающееся впереди пространство: что ожидает меня, если отклонюсь вправо? А ничего страшного. Там тянется железная дорога: Кандалакша – Мурманск. Рельсы под ногами увижу.
И от этих ободряющих мыслей шаг становится веселее. Вот уж и полночь. Восемь часов хода, с двумя-тремя перерывами на отдых. Тридцать-сорок километров позади. Надо подумывать о ночлеге. Одно только скверно: огоньки продолжают за мной катиться. Уж не наваждение ли какое?..
Два огня засветились и впереди. Сначала слабо, а потом сильнее, сильнее. Эти на глаза волка не похожи, свет от них всё ярче и всё шире. «Костры!» – радостно бросилось в голову И я сворачиваю в их сторону.
Откуда только взялись силы: словно
Да, теперь я отчётливо вижу два костра, только, к сожалению, они затухают. Подхожу ближе: между кострами что-то чернеет. Силуэтов людей не видно. То ли лежащий человек, то ли постель или какие вещи?.. Тот костёр, что поближе, отбрасывает красный свет, и я вижу лицо, длинные волосы, – кажется, женщина! Уж не мёртвая ли?.. Окликаю:
– Извините, я заблудился, не покажете ли мне дорогу?
– А вы кто?
Голос девичий, может, даже ребёнок.
– А вы можете ко мне повернуться?
– Нет, мне больно.
– Больно? Но что же у вас болит?
– Всё тело. У меня радикулит.
– Радикулит? Но он бывает в спине.
– Да, в спине, но всё равно: поворачиваться нельзя: больно. Зайдите с другой стороны. Я вас увижу.
Снял вещмешок и зашёл с другой стороны, здесь я мог разглядеть лицо лежащей, но свет от другого костра затухал, и я не мог определить возраста девочки.
– Тебе сколько лет? – невольно вырвалось у меня.
– А это важно?
– Конечно, важно! Должен же я знать, с кем имею дело.
– А я не хочу иметь с вами никакого дела.
– Резонно. Однако я должен знать, самостоятельная ты или так… подросток.
– А вы самостоятельный?
– Да, конечно.
– Чтой-то не видно. Ну, ладно: я вас боюсь. Отойдите от меня подальше.
– Меня? Боитесь?.. Я офицер, капитан артиллерии.
– Здесь нет артиллерии, и вам нечего тут делать, но если вы настоящий мужчина, вы меня не тронете. Я же больная, а больных даже волки не трогают. Ну, ладно. Никакой вы не капитан, а скажите: сколько вам лет?
– До пенсии ещё далеко, лет десять надо служить.
– Десять… до пенсии? Значит, вы старый. А голос молодой. Я молодых боюсь, а если старый – ничего. Вы даже можете прилечь ко мне на край спального мешка.
– А почему вы молодых боитесь?
– Они глупые. И не знаешь, что им взбредёт в голову. Пусть лучше старый.
– Однако ты, наверное, морочишь мне голову и смеёшься надо мной. Говори, кто ты такая и почему здесь одна? Наверное, тут где-то поблизости твои товарищи и они сейчас придут?
– Мой отец геолог, тут где-то его партия, и мы её искали. Но меня сковал радикулит, – да такой, что ни встать, ни сесть я не могу. Папа пошёл в шахтёрский посёлок за машиной, да вот… нет и нет. Он, наверное, затерялся. А я тут одна боюсь. Там вон речушка, к ней подходили волки на водопой. У меня есть ружьё, но я же не могу шевельнуть рукой. И ещё в моем рюкзаке есть топор, вы можете срубить сучья и бросить в костёр.
– Вот это деловой разговор.
Я достал топор и пошёл к реке, которая блеснула матовой свинцовой полосой, стал искать сухие деревья. Скоро я нарубил охапку засохших берёзок, а затем и другую, и третью, и два костра снова запылали ярким пламенем. В их свете я разглядел лицо девушки, а точнее, девочки, – так она была молода. Достал свои продукты и предложил ей со мной поужинать, но она отказалась, сославшись на боли во всех суставах. Сделала усилие, чтобы освободить для меня часть спального мешка, на которую и я бы мог прилечь. И при этом сказала: