Оккупация
Шрифт:
— Хорошо устроился!
— Еще бы! Ходил там, говорят в лаковых туфельках, в фирменном плащике. Ни ворье, ни беспредельщики — никто его не трогал. А видели бы вы, во что он превратил собственный барак!
— Да мы вроде видели…
— Видеть мало, там надо пожить. — Дюгонь восхищенно причмокнул губами. — Ни вшей, ни клопов, ни крыс. А стены в бараке он просто раздвинул. Думаете, каким образом?
— Откуда же нам знать. Это уже, наверное, тема для физиков. — Потап покосился в сторону друга. — Ты-то что думаешь на этот счет?
— А что мне думать, я тоже
— Любите фантастику?
— Люблю!
Дюгонь не стал ни фыркать, ни усмехаться.
— Что ж, в наших условиях любое предположение имеет цену. Собственно, этим сейчас и занимаются наши ученые. — Генерал сделал выразительные глаза. — Там у нас теперь целая лаборатория. Приборы, датчики, пытаемся понять, что за фокус произошел с бараком.
— А заключенные где?
— Пришлось временно расселить по соседним баракам. Тесновато, конечно, но что поделаешь… — Дюгонь снова ущипнул свою злосчастную бородавку. — Кроме того, выяснилось, что Дымов лечил на зоне туберкулез, простудные заболевания и зубы. Даже с опухолями справлялся. Я беседовал с начальником зоны, так тот давно уже стал фанатом вашего Дымова. Христом богом молил не наказывать его, выдавал самые блестящие аттестации. Словом… — генерал пожевал губами. — У меня сложилось такое впечатление, что если бы он захотел, то мог бы легко удрать оттуда в любую минуту. И даже не удрать, а преспокойно выехать на машине того же начальника.
— А мы вам что говорили!
— Да, но ведь не вышел и не уехал! Спрашивается — почему? — Дюгонь озадаченно поскреб в затылке. — Конечно, мы будем с ним разговаривать, но мне бы хотелось сложить о нем мнение уже сейчас.
— Что же тут непонятного? Вадик — трудоголик. То есть, я хочу сказать, что ему действительно нравиться лечить людей. Он и в зоне наверняка работал, как вол. Статьи-то в журналах у него о чем?
— Ммм… Собственно, все о том же. Главная тема — психология взаимоотношений надзирателей и заключенных, склонность к садизму и возможности его корректировки, коэффициент исправляемости для разных характеристических типов. Собственно, и характеристические типы он предлагает совершенно иные, отказываясь от прежних классификаций. Это, кстати, и послужило причиной яростного спора в европейской печати. Да вы сами почитайте. Если, конечно, владеете английским.
— Увы, только со словарем, — признался Миронов.
— А я вообще никак. — Потап с интересом покрутил в руках глянцевый журнал, не удержавшись, понюхал. — Вот если бы кто перевел…
— Есть у меня и перевод, с удовольствием одолжу. Потому как материалы действительно стоящие. — Дюгонь щелчком стряхнул с рукава несуществующую пылинку. — Очень может статься, что мы посодействуем изданию его статей отдельной брошюрой. Не для того, чтобы сделать Дымову приятное, а потому, что это и впрямь может оказаться полезным для медиков, судейских чинов, тюремной администрации, наконец.
— А у меня более серьезное предложение! — ляпнул Миронов. — Давайте скинем нашего министра здравоохранения
— Чего же мелочиться? Может, его сразу в президенты выдвинуть? — хмыкнул Дюгонь.
— А что, можно и в президенты, — Вадик наверняка справится. Хотя сказать по правде, скучное это для него дело. Он ведь уникум, а уникумы во власть никогда не рвались.
— Мда-а, действительно уникум… — Дюгонь забарабанил пальцами по столу, вновь с пристальным вниманием оглядел собеседников. Столкнувшись с глазами Сергея, отвел свои в сторону.
Как показалось Миронову, фразу насчет уникума Дюгонь произнес с явной неохотой. Видимо, возможности будущего союзника несколько пугали столичного чиновника. В каком-то смысле Сергей Миронов его понимал.
Глава 2
Появление Вадима не сопровождалось никакими фокусами. Он вошел, как обычные люди, — через дверь, спокойно поздоровался со всеми присутствующими, не дожидаясь приглашения, устроился в кожаном кресле. Зашедший следом охранник тоже не выявил ни малейшего беспокойства. Взглянув на него, Дюгонь мимикой изобразил немой вопрос и, получив в ответ красноречивый кивок, жестом отпустил служаку.
Судя по всему, Дымов пребывал в благодушном состоянии духа, и его настрой мигом передался всем окружающим. Уже через четверть часа они довольно оживленно болтали, запивая разговор крепчайшим бразильским кофе. Правда, и здесь Дымов не удержался от короткой лекции, поведав им о великих преимуществах цикориевого кофе перед бразильским.
— Я и в зоне настоял, чтобы вместо дешевого чая и затхлых компотов заключенных начинали поить добротным цикорием. Нынешняя публика прямо помешалась на кофейных зернах, а на деле цикорий в десять раз лучше. И для печени хорошо, и никакой аритмии с давлением не будет.
— Интересно! Тогда почему весь мир пьет кофейные зерна?
— А мир вообще обожает заблуждаться. — Вадим философски пожал плечами. — Если разобраться — что люди вообще любят? Сладкое да горькое. Потому и лелеют нынешний терроризм, потому и ездят на зловонных авто, потому и живут в бетонных джунглях. Словом, не спрашивайте меня за весь мир, — пытаться отвечать за всех — дело неблагодарное.
Увы, Дюгонь не внял увещеваниям Дымова.
— Все равно буду пить настоящий кофе! Один хрен, все мужики после семидесяти становятся стариками. Вот и я не буду отслаиваться от коллектива. Тем более, что в России и семидесятилетних уже почти не осталось. Вымираем, как мамонты. Быстро и качественно.
— Быстро — это да, а вот по поводу качества мог бы поспорить. — Покачал головой Дымов. — Скверно у нас обставлена смерть. Тоскливо, болезненно и одиноко. Да и насчет пограничного возраста имеется сомнение. Кто старик, а кто — нет, это зависит сугубо от нас самих. Встречал я дедушек, что и в восемьдесят на конях ездили, а в девяносто детей строгали.
— Это не пример! — фыркнул Дюгонь. — Детишек и я готов настрогать в каком угодно возрасте!
Вадим усмехнулся.