Оккупация
Шрифт:
— Ой, вот спасибочки… Я бы так сказал, если б не знал, что свартальвам не свойственно великодушие или благодарность. Ты сам же упомянул, что запланировал спецоперацию по моей поимке, нет?
Альтинг кивнул:
— Верно. В самом начале вы были мне нужны в качестве прикрытия, чтобы собрать группу единичек-единомышленников, не вызывая подозрений. Это я убедил сестру и командование, что мы ничего не теряем, если попытаемся. Не будь ваших тренировок, мое желание собрать вокруг себя таких же убогих, как я сам, выглядело бы странно.
— Так они тоже участвуют в заговоре?! — удивился я.
— Естественно.
Я принялся застегивать пуговицы кителя и заметил мимоходом:
— Однако теперь я как прикрытие уже тебе не нужен, потому вопрос, с чего ты так заморачиваешься, остается актуальным.
Альтинг вздохнул.
— Ну, если честно, после того, как все устаканится, я надеюсь продолжить обучение у вас… Кроме того, я подозреваю, что ваша жена сейчас там же, куда и мы собираемся, а встречаться с ней без вас мне как-то неохота.
— Ну ладно, поживем-увидим. Тут более насущный вопрос, как из камеры выбираться. Охрана ведь видела, что ты один входил.
Альтинг хмыкнул.
— Охрана сменилась четыре минуты назад. В журнале посещений отмечаются не все входящие, должностное лицо вроде меня может войти с охраной, секретарем и помощниками, но распишусь в журнале только я. Потому новый наряд не узнает, что я входил один. Даже если старший караула скажет, что, мол, там Кэр-Фойтл, то новый караул все равно подумает, что ординарец просто не был упомянут… Все предусмотрено… у меня все всегда предусмотрено.
Я надел форменную кепку, проверил пуговицы и ремень. Вроде, готов.
— Держите папку, — сказал Альтинг, — просто молча следуйте за мной, куда бы я ни пошел, и ни на кого не смотрите.
— Хм… А если встретим другого офицера, как я должен на это реагировать?
— Никак. Нижние чины-люди, сопровождающие непосредственного начальника-свартальва, без его команды не могут ни говорить с другими офицерами, ни честь отдавать.
— Совсем у вас людишки бесправные…
— Вам грех мне это пенять. Особенно именно сейчас. Вот, возьмите и положите под язык, — сказал он и протянул мне круглый черный шарик.
— Что это? — спросил я.
— Антимаячок.
— А под язык-то зачем?
— Для лучшего контакта с обнуляемым контуром, если вам это о чем-нибудь говорит.
— Хм… твоя сестра не заметит, что маяк пропал?
Альтинг пожал плечами:
— С чего бы ей проверять, если она знает, что вы в кутузке и вытащить вас отсюда некому?
— Резонно.
Я поправил на голове фуражку.
— Ну что ж, веди, двурушник…
Альтинг оказался прав: мы действительно выбрались из тюремного отсека без малейших затруднений. Я гордо прошествовал мимо охраны с гордо поднятой головой, как и положено высокопоставленному прихвостню, и не удостоил жалких неудачников, протирающих штаны в караулке, даже взглядом.
Аналогичным образом мы прошлись по кораблю, выбрались на палубу, затем по трапу спустились к болтающемуся у борта линкора катеру. Альтинг отдавал короткие распоряжения, а я просто спокойно топал за ним.
На
— Ну вот, я же сказал — все предусмотрено, — самодовольно обронил Альтинг и устроился поудобней в кресле возле водительского.
Я сунул ключ в замок, завел двигатель и вырулил на проезжую часть, удивляясь про себя той легкости, с которой я из узника снова превратился в свободного человека. Да, Альтинг — тот еще комбинатор…
Интересно, а он предусмотрел грядущее объяснение со мной? Устроить мне, да и всей Кортании, оккупацию и войну, затем переметнуться на другую сторону и думать, что все зашибись? Если Альтинг полагает, что я и Гордана все ему простим, включая ее поездку в тесном потайном отсеке и предыдущее заключение — ни хрена он не знаток людей, и вскоре его ждут новые и весьма болезненные открытия по части человеческой психологии.
Из гарнизона мы выехали через контрольно-пропускной пункт без осложнений — и вот уже катим по улице. И… да, как-то все это слишком уж легко получилось. Прямо не верится.
— Слушай, Альтинг, а тебе не приходило в голову, что в Кортании есть люди, которые не будут с тобой договариваться? Вначале ты привел оккупантов, теперь поможешь их выгнать — но второе не искупает первое. Как быть хотя бы с теми, кто погиб, защищая страну от вторжения? Как быть с их родными?
Он тяжело вздохнул.
— Тут надо бы одну вещь понимать, довольно неожиданную… За то, что я разработал такой тонкий план, Кортания должна быть мне благодарной. Благодарной за то, что все получилось очень быстро и с минимальным ущербом. Я спланировал операцию — но не я запланировал, ощущаете разницу? Решение о вторжении, как вы догадываетесь, не я принимал, и оно было всего лишь вопросом времени, притом очень малого его отрезка. Не было бы моей идеальной операции — было бы полномасштабное вторжение с танковыми колоннами, артиллерийскими ударами, магами седьмого уровня. Кортания провела бы мобилизацию, попыталась бы дать отпор — и этот отпор был бы сломлен огнем и мечом. Разрушенные города, сотни тысяч погибших… В том, что все случившееся носит стократно меньший масштаб — именно что моя заслуга. На Гиату не упал ни один снаряд — это моя заслуга. Король Леопольд это понимает. Его штаб это понимает. Ну а простым людям вовсе не обязательно знать, что я имею отношение к вторжению, для них я буду просто умным, хитрым и несчастным свартальвом, перешедшим на сторону Кортании из-за ужасного отношения ко мне на родине.
Я хмыкнул, вертя тем временем баранку. Жизнь — забавная штука.
Но далеко уехать нам не дали. Мы как раз выезжали из центральной части города в промышленный пригород, когда на приборной панели пронзительно завопила рация, и по этому искаженному гневом и бешенством голосу я узнал Альту Кэр-Фойтл.
Альтинг буквально побледнел и несколько секунд смотрел в никуда шокированным взглядом вытаращенных глаз.
— Как?! — только и выдавил он.
— Кажется, твой план дал трещину? — спросил я.