Окна из будущего
Шрифт:
Мог ли Петр Леонидович стать "отцом атомной бомбы", как об этом писали на Западе? Да, все основания для того чтобы возглавить "Атомный проект", у него были. Его авторитет и знания, огромная популярность в стране, уважение руководства страны, — все это выдвигало Капицу в лидеры. Но личные особенности ученого, его неумение руководить большими коллективами, неспособность подчиняться и, наконец, его сомнения в успехе проекта, — все это отодвигало П.Л. Капицу на второй план.
И еще одно: он ненавидел Берия — тот отвечал ученому тем же.
…Не стало Петра Леонидовича. И постепенно его архивы начали публиковаться. В том числе и письма.
Мне кажется, что одно из них весьма своеобразно характеризует не только то время, но и участников событий —
25 ноября 1945 года Петр Леонидович пишет И.В. Сталину:
"Почти четыре месяца я заседаю и активно принимаю участие в работе Особого комитета и Технического совета по атомной бомбе (А.Б.).
В этом письме я решил подробно изложить мои соображения об организации этой работы у нас и также просить Вас еще раз освободить меня от участия в ней.
В организации работы по А.Б., мне кажется, есть много ненормального. Во всяком случае, то, что делается сейчас, не есть кратчайший и наиболее дешевый путь к ее созданию…"
И далее Капица объясняет Сталину, что мнение ученых учитывается недостаточно, что чиновник выше ученого, и в такой атмосфере он работать не может. Только война заставила Капицу стать начальником главка, но власть его тяготила. Ну а что касается А.Б., то тут ситуация, с точки зрения Капицы, вообще ненормальная. Он пишет:
"Товарищи Берия, Маленков, Возн есенский ведут себя в Особом комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия. Правда, у него дирижерская палочка в руках. Это неплохо, но вслед за ним первую скрипку все же должен играть ученый. Ведь скрипка дает тон всему оркестру. У тов. Берия основ ная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у тов. Берия слабо. Я ему прямо говорю: "Вы не понимаете физику, дайте нам, ученым, судить об этих вопросах", на что он мне возражает, что я ничего в людях не понимаю. Вообще наши диалоги не особенно любезны. Я ему предлагал учить его физике, приезжать ко мне в институт. Ведь, например, не надо самому быть художником, чтобы понимать толк в картинах…"
Берия старался контролировать все, что адресовалось Сталину. Каково ему было такое читать о себе? Впрочем, еще раньше Капица не очень лестно отзывался о всесильном наркоме: "…Товарища Берия мало заботит репутация наших ученых (твое, дескать, дело изобретать, а зачем тебе репутация). Теперь, столкнувшись с тов. Берия по Особому комитету, я особенно ясно почувствовал его отношение к ученым". Но теперь Капица идет "ва-банк", в письме Сталину он ставит все точки над "и":
"Стоит только послушать рассуждения о науке некоторых товарищей на заседаниях Техсовета. Их пр иходится часто слушать из вежливости и сдерживать улыбку, так они бывают наивны. Воображают, что, познав, что дважды два четыре, они уже постигли все глубины математики и могут делать авторитетные суждения. Это и есть первопричина того неуважения к науке, которое надо искоренить и которое мешает работать.
При создавшихся условиях работы я никакой пользы от своего присутствия в Особом комитете и в Техническом совете не вижу. Товарищи Алиханов, Иоффе, Курчатов так же и даже более компетентны, чем я, и меня пр екрасно заменят по всем вопросам, связанным с А.Б….
С тов. Берия у меня отношения все хуже и хуже, и он, несомненно, будет доволен моим уходом…"
В конце своего письма Сталину Петр Леонидович сделал такую приписку: "Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно".
Может быть, эта приписка и спасла Капицу. Когда Берия потребовал санкцию на арест Капицы, Сталин сказал ему: "Я его тебе сниму, но ты его не трогай…"
Институт у Петра Леонидовича отобрали, директором назначили Анатолия Петровича
Страница истории
ЗВЕЗДА ХАРИТОНА
Она горит на небосклоне XX века столь ярко, что мы очень часто обращаемся к ней не только в памятные даты, как, к примеру, 50-тилетие со дня первого испытания советской атомной бомбы, но и в буднях, стоит только заговорить о ядерном оружии. И сразу же спрашиваем себя: "А что по этому поводу подумал бы Ю.Б.?" В зависимости от ответа, принимается соответствующее решение… Впрочем сам Юлий Борисович Харитон однажды сказал:
"Сознавая свою причастность к замечательным научным и инженерным свершениям, приведшим к овладению человечеством практически неисчерпаемым источником энергии, сегодня, в более зрелом возрасте, я уже не уверен, что человечество дозрело до владения этой энергией. Я осознаю нашу причастность к ужасной гибели людей, к чудовищным повреждениям, наносимым природе нашего дома — Земле. Слова покаяния ничего не изменят. Дай бог, чтобы те, кто идут после нас, нашли пути, нашли в себе твердость духа и решимость, стремясь к лучшему, не натворить худшего".
Это было сказано на финише жизни, когда академик Харитон стал чуть ли не самим Богом в физике. Он как звезда первой величины горел в науке, тем самым ярко освещая весь XX век. И таких звезд немного, может быть, несколько десятков, но меньше сотни — это точно! А Юлий Борисович Харитон вместе с Курчатовым, Зельдовичем, Щелкиным встал вровень с Оппенгеймером и Теллером 29 августа 1949 года, в день испытания первой атомной бомбы в СССР, хоть и похожей на американскую, но все же сделанную своими руками и сотворенную своими головами… И это дало возможность работать дальше уже спокойнее, ну а присмотр Сталина и Берии стал помягче, он уже не висел дамокловым мечом над ними. По крайней мере, над теми, кто был отмечен за августовский взрыв Звездами Героев. Но это уже итог гонки, а в самом ее начале фамилия "Харитон" не фигурирует в документах "Атомного проекта СССР".
Уже приняты наиважнейшие решения и в правительстве, и в Академии наук СССР. Работы по атомному ядру расширяются: неутомимый Курчатов забрасывает правительство письмами, он не дает покоя руководителям Академии наук. В документах мелькают известные имена физиков — от академиков (Вернадский, Иоффе, Вавилов, Капица, Хлопин) и до будущих научных светил (Скобельцын, Арцимович, Курчатов, Алиханов), но фамилии Харитона нет.
Он врывается в эту область вместе с Зельдовичем в 1939 году, и впервые о их работе говорят в превосходной степени на обсуждении доклада "Об итогах конференции по атомному ядру в Харькове" в Академии наук СССР. В стенограмме записано так:
"…здесь возникает вопрос: нельзя ли осуществить такую цепную реакцию.
Такого рода расчеты производились целым рядом исследователей, и, в частности, французские исследователи — Жолио, Перрен и другие пришли к выводу, что такая реакция возможна и, следовательно, мы стоим на грани практического использования внутриатомной энергии.
Однако на самом деле вопрос оказался значительно сложнее. Дело в том, что в этих расчетах не был учтен целый ряд добавочных и практически очень важных обстоятельств. На совещании как раз этому вопросу было уделено большое внимание, в частности, детальный и очень интересный расчет был выполнен и доложен сотрудниками Института химической физики Зельдовичем и Харитоном. Оказалось, что практически использовать внутриядерную энергию таким способом, во всяком случае, нелегко. Выводы, сделанные в этом докладе, вообще говоря, на данный момент надо считать пессимистическими".