Окна на север, Кнорринг Ирина Николаевна

Окна на север

1939 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Окна на север. Вторая книга стихов

«Мы мало прожили на свете…»

Мы мало прожили на свете, Мы мало видели чудес. Вот только — дымчатые эти Обрывки городских небес. И эти траурные зданья В сухой классической пыли Да смутные воспоминанья Мы из России привезли. В огромной жизни нам досталась, От всех трагедий мировых, Одна обидная усталость, Невидимая для других. И все покорнее и тише Мы в мире таем, словно дым. О непришедшем, о небывшем Уже

все реже говорим. И даже в мыслях, как бывало, Не рвемся о огненную даль. Как будто прошлого не мало, И настоящего не жаль. 1933

«Не те слова. Не те, что прежде…»

Не те слова. Не те, что прежде, Когда в азарте молодом Мы глупо верили надежде И думали: «переживём!» Что ж? Пережили? Своевольем Сломили трудные года? И — что ж? В тупой, обидной боли — Тупое слово: «никогда». И с лихорадочным ознобом Приподнятая сгоряча Рука, дрожащая от злобы, Бессильно падает с плеча. И в безалаберном шатанье Судьба (уже который раз?) За безрассудные желанья Так зло высмеивает нас. И всё, что нам ещё осталось, Всё, чем душа ещё жива, — Слова, обидные, как старость, Как жизнь, жестокие слова, О том, что не нашли мы рая, О том, что преданы в борьбе, О том, что стыдно погибаем От горькой жалости к себе. 1933

«Ни клясть и ни благодарить…»

Ни клясть и ни благодарить Не стану скупо и устало. И не спрошу — как дальше быть? И не скажу, что страшно стало. Я все, как должное приму, Как хлеб земли, как сон, как воздух, Как прорезающие тьму Большие огненные звезды. И как привычные права Как тягостную неизбежность, Приму жестокие слова, Приму нечаянную нежность. 1931

«Только клубы едкого дыма…»

Только клубы едкого дыма, Да гудящая сизая сталь. Только радость, летящая мимо, Чья-то радость, летящая вдаль. За последним мелькнувшим вагоном Что-то кончилось, оборвалось. Лишь далеко, в чащах зеленых — Затихающий грохот колес… Помнишь страшные дни и недели, Те, которым прощенья нет? Помнишь, как с тобой мы смотрели Отшумевшему счастью вслед? 1931

«Ни восторженно-звонких стихов…»

Ни восторженно-звонких стихов, Ни заломленных к небу запястий, Ни желаний, безумных, как ветер, Ни ленивой истомы в крови… А покорно, без пламенных слов, Без мечты о несбыточном счастьи, Повторять эту сказку столетий, Эту грустную сказку любви. 1931

«Просто, без слез и проклятий…»

Просто, без слез и проклятий, С горстью наивных стихов, В стареньком ситцевом платье, В темной тоске вечеров, С запахом лука и супа, В кухонном едком чаду — Женщиной слабой и глупой Тихо к тебе подойду. И без упрека и стона Острую боль заглушу. Снов

твоих страшных не трону И ни о чем не спрошу. Все, что копила годами, Молча отдам навсегда. И заструятся над нами Незолотые года… 1931

«Надоели скитанья без цели…»

Надоели скитанья без цели, Примитивно-непрочный уют. Одиночество темных отелей, Одиночество темных минут. Закоулки глухие, кривые, Нищета, темнота, полутьма, И облупленные, неживые Двухсотлетние эти дома. Ни романтики старых кварталов, Ни фальшиво-восторженных слов! Слишком много я в жизни видала Этих грязных и темных углов. Жить, подобно бездомной собаке, Не приткнуться нигде, никогда… — Надоело мне на бивуаке Прожигать неживые года! А над жизнью — тугой, неизменной, Навсегда заколдованный круг… …Ночью снятся мне белые стены И широкие окна на юг. 1931

«Стало холодно. Рано смеркается…»

Стало холодно. Рано смеркается. Воют ветры и хлещут дожди. — Это только еще начинается. То ли будет зимой, подожди! Вздохи. Жалобы. Мысли бездомные. Неуверенный шорох пера. Ставни плотные, комнаты темные, Нескончаемые вечера… — Ну, к чему эти злые пророчества? — Да, конечно ты прав — ни к чему. Это только — мое одиночество, Ненужное никому. 1932

МЫШИ

Мыши съели старые тетрадки, Ворох кем-то присланных стихов. Мыши по ночам играют в прятки В сонном сумраке углов. Мыши съели письма из России, Письма тех, кого уж больше нет, Пыльные огрызочки смешные - Память отошедших лет. Мыши сгрызли злобно и упрямо Все, что нам хотелось сохранить: Наше счастье, брошенное нами, Наши солнечные дни. Соберем обгрызенные части, Погрустим над порванным письмом: Больше легкого, земного счастья По клочкам не соберем… Сделает иным, ненастоящим Этот мир вечерняя заря. Будет в окна падать свет мертвящий Уличного фонаря. Ночью каждый шорох чутко слышен, Каждый шорох как глухой укор. Это гложут маленькие мыши Все, что было до сих пор. 1931

«Я знаю, как печальны звезды…»

Я знаю, как печальны звезды В тоске бессонной по ночам. И как многопудовый воздух Тяжел для слабого плеча. Я знаю, что в тоске слабея, Мне темных сил не одолеть. Что жить во много раз труднее, Чем добровольно умереть. И в счастье — призрачном и зыбком, — Когда в тумане голова, Я знаю цену всем улыбкам И обещающим словам. Я знаю, что не греют блестки Чужого яркого огня. Что холодок, сухой и жесткий, Всегда преследует меня… Но мир таинственно светлеет, И жизнь становится легка, Когда, скользя, обхватит шею Худая детская рука. 1932

1 2 3 4 5