Окно в Полночь

Гущина Дарья

— Вась!..

— Отвяжись, симулянт недобитый, — проворчала я.

— Почему недобитый? — Валик с интересом выглянул из-за монитора.

— Потому что бить тебя надо. За то, что притворяешься, будто работы нет, и других от дел отвлекаешь! — отрезала я.

— Ага, — он ухмыльнулся, — не судьба тебе сегодня спать в одиночестве.

Я фыркнула. И все началось с этого, приснившегося, чтоб ему икалось…

— Может, в «Страйк», а?..

— Не отстанешь же? — уточнила я, пододвигаясь к столу.

— Разумеется, —

снисходительно улыбнулся Валик.

М-да, вопьется клещом — по гроб жизни не отстанет… Знаем, плавали.

Журналисты с утра носились по конференциям и прессухам, и в редакции царила непривычная тишина. Впрочем, не пробьет и двенадцати, как коридоры наводнят смех, споры и дребезжащий голос шефа. Запуская игру, я покосилась на дверь. Мы сидели в проходном кабинете, через который в свои пробирались и журналисты, и редактор. Тот, к слову, пока еще тоже носа не казал, запершись у себя. Видимо, досматривал последние сны.

— Поехали?

— Угу…

Нет ничего лучше утреннего «Страйка», если впереди — бесконечно долгая рабочая неделя. В течение которой хочется либо застрелиться, либо кого-нибудь убить. Кого-нибудь очень конкретного.

— Вась, снайпер на крыше!..

— Прикрывай, я вперед!

— Зачищаем коридор и налево!

— Эй, внимательнее, чуть меня не пристрелил!

— А-а-а, так это ты? Так вот ты где прячешься… Вась, это, по-твоему, засада? Тебя тут даже слепой заметит. Споткнувшись.

— Работать, бездельники!.. — шеф на наши азартные крики соизволил высунуться из кабинета.

— Сам туда иди! — заявили мы в один голос, не отрываясь от игры.

— Лодыри… — проворчал редактор, поправляя очки.

Мы проигнорировали его выпад, напряженно следя за ходом игры. Шеф ушел к себе, громко хлопнув дверью. И пусть себе поворчит, ему полезно. Глядишь, сейчас выпустит утренний пар — потом меньше будет кипятиться.

— Всем привет!

А вот и первая утренняя ласточка. Вернее, сорока, несущая на своем хвосте последние городские сплетни. Анютка влетела в наш кабинет, на ходу снимая шубу. Ощутимо повеяло вьюжным морозным полуднем. Я закуталась в шаль и зябко съежилась. И здесь не согреться…

— И тебе всего хорошего, — отозвался Валик, а я, поддакивая, кивнула.

— У-у-у, а вы чего такие кислые? — Аня сняла шапку, задорно тряхнув короткими темными кудрями, и улыбнулась. — Шеф с утра не в себе?

— Да нет, и в себе, и у себя, — хмыкнула я. — Это просто понедельник…

— Дурные стереотипы, — прокомментировала она и присела на край моего стола, — все дело в людях, а не в понедельниках. Кстати, Вась, мне не терпится поделиться с тобой последней сплетней! Помнишь, я в четверг ходила на прессуху в горсовет? Так вот, представляешь, они же так и не приняли поправки к закону, а вместо этого…

И понеслось. Анюта трещала без умолку, спеша поделиться последними вестями с полей.

На ее звонкий голос из кабинета выглянул шеф. Я внимала новостям без энтузиазма, Валик — рассеянно, а редактор — с любопытством.

— В общем, мне теперь с их дурным законом еще неделю в горсовете дневать и ночевать, — резюмировала она и, спохватившись, встала: — Ой, что это я!.. У меня же еще две статьи не написаны!

— Вот именно! — нудно встрял шеф. — Рекламщики тебя обыскались, срочно требуют статью про зерно. До вечера заказчикам нужно выслать верстку.

— Меня нет! — и Аня скрылась в своем кабинете, прихватив шубку.

Редактор перевел тяжелый взгляд на нас:

— Наигрались?

Я же про себя отметила, что его песочного цвета вельветовый костюм очень выгодно сливается с желтыми обоями нашего кабинета. И так просто не замечать, что он здесь…

— Так ты бы хоть работу дал, — вздохнул Валик.

А пиджак кое-как сходится на солидном пивном брюшке…

— В твоей почте давно лежат три макета на верстку. Как сверстаешь — позовешь, прикинем объем и начнем делать пятую полосу.

И лысина забавно блестит, особенно во взъерошенном обрамлении рыжеватых вихров…

— Василиса Батьковна!

— Я? — оторвалась от рассеянного созерцания потолка.

— Десять текстов, из них три рекламных. Уже в папке на вычитку.

Я послушно придвинулась к столу.

— Добрый день, коллеги! — в кабинет ввалился Игорь, наш фотограф. — Ух, как же там холодно! Вась, я твои фотки обработал, с тебя бутылка! Сейчас посмотришь?

— Нет, потом, — с сожалением отозвалась я. — Текстов накопилась куча…

— А-а-а, ну просвещайся, — и он, повесив в шкаф пуховик, рухнул в свое кресло. То жалобно скрипнуло.

Мы с Валиком переглянулись и выжидательно уставились на Игоря, вернее — на его кресло. Месяц назад мы поспорили, что несчастное кресло однажды-таки не выдержит и развалится. В Игорьке, как он сам говорил, не хватало трех сантиметров до двух метров роста и трех килограммов до ста кило веса. И я предположила, что его кресло не доживет до Нового года, а Валик — что оно сломается сразу после каникул. Кресло же пока упорно «жило», а стоявшая на кону бутылка коньяка с каждым днем уплывала от меня все дальше. Впрочем, до Нового года еще почти две недели, и чем черт не шутит…

Не обратив внимания на наши взгляды, Игорь включил компьютер и принялся разбирать кофр, выгружая на стол аппаратуру. Мы с другом снова переглянулись и занялись каждый своим. Впрочем, сосредоточиться на работе не получалось — редакционный народ прорвало. Журналисты приходили один за другим, а из их кабинета доносились то удивленные восклицания, то споры, то хохот. Водитель Санька, прибежав с мороза, юркнул за свой стол и оттуда заговорил с Игорем о жутких холодах и утренней возне с отмерзающей машиной.