Око Карачуна
Шрифт:
– Спорная ситуация – подытожил он, когда мы, устав, замолчали – Сложная. И мои орлы правы, и в твоих словах истина есть. Надо думать.
– Не надо думать – упрямо заявил я – Надо платить.
В этот момент дверь распахнулась, и из здания, в которое, к слову, меня никто не пригласил, вышла Павла Никитична, которая служила в Отделе уборщицей. В одной руке она держала
– О! – увидев ее, оживился Ровнин – Тетя Паша, рассуди-ка нас. Ты всегда за правду, даже когда она нам не выгодна. Вот как скажешь – так и сделаем.
И он поведал ей о наших приключениях, причем чем дальше, тем сильнее мрачнело лицо пожилой женщины.
– Карачуна чуть не выпустили? – выдержав паузу с минуту после того, как Олег Евгеньевич замолчал, наконец произнесла уборщица, причем таким тоном, что мне даже захотелось обратно в тот жуткий зал с ледяными статуями – Да? Идиоты! Я восемьдесят лет назад ради того, чтобы ему путь закрыть наряжалась в… Неважно в кого! Дурой себя выставила! Хороводы водила! А вы труды мои чуть насмарку не пустили?! Раздолбаи! Охламоны!
Каждое ее ругательство подкреплялось ударом мокрой и грязной тряпкой, причем удары сыпались одинаково как на меня, так и на моих неудачливых компаньонов. Те, правда, оказались поумнее и шмыгнули в здание, а меня тетя Паша еще минут пять по двору гоняла. Но тем не менее я услышал, как Ровнин задумчиво пробормотал себе под нос:
– Интересно, в кого она наряжалась? – а после уже громче добавил, открывая дверь – Максим, после праздников позвони. Обговорим компенсацию.
– Хорошо – крикну ля, уворачиваясь от очередного взмаха тряпкой – Позвоню.
– Компенсацию ему! – минуты через три, как видно вволю набегавшись, заявила Павла Никитична, тяжело дыша – Шиш тебе, Чарушин! И чтобы я тебя год тут не видела! А то пожалеешь!
Она сурово зыркнула на меня, плюнула, забрала ведро и тоже ушла в здание желтого цвета. А я остался во дворе – без броши, с зудящими от ударов тряпкой плечами, с бесполезной теперь картой и ощущением того, что, пожалуй, теперь Новый Год еще сильнее буду не
– С наступающим! – раздался у меня за спиной басовитый голос – Желаю тебе в нем удачи побольше, и чтобы всякая дорога приводила к дому!
Ух ты. Дед Мороз со Снегурочкой. Заплутали что ли? В сухаревских переулках обычное дело. Просто в этом дворе кроме отдельских никто больше не обитает, а к ним положительные персонажи заходят. Какие хозяева – такие и гости!
– И вас с праздником – не стал лезть в бутылку я – И чтобы дети не сильно капризные попадались.
– Дети – они разные – хитро прищурился высоченный, под два метра ростом, Дед Мороз – Но зла в них нет, потому с ними дело всегда имею, а не со взрослыми. Хотя иных из вас тоже иногда подарком можно побаловать, не все так уж плохи. Ну-ка, внучка, одари молодца! Только от души. За дела сегодняшние он заслужил подарок, который, может, с умом использует.
Стройная глазастая девчушка с русой косой засунула руку в красный ростовой мешок, что дед сбросил с плеч, достала оттуда какую-то небольшую квадратную коробку и протянула ее мне, лихо при этом подмигнув.
– Бери – добродушно велел старик – Заслужил. И помни, Максим, что я тебе сказал – лишний раз с дороги не сворачивай, тогда и придешь куда надо. А то еще и с прибытком.
Интересно, почему я только после того, как две фигуры скрылись в арке проходного двора, сообразил, что Дед Мороз меня назвал по имени, которого никак знать не мог?
На нос упала холодная капля, потом еще одна, и еще, и еще.
Снег. После долгой оттепели в Москву вернулся снег, которого в эту ночь так ждали все – и взрослые, и дети.
И даже я.
Он ложился на серый голый асфальт, на деревья, которые без листвы смотрелись жалостно, на козырек над крыльцом отдельского здания, на крышу моей машины и на подарок Деда Мороза – елочный шарик, на котором была изображена высокая остроконечная гора и почему-то красная Луна, висящая над ней.
И вот как его с умом использовать? У меня и елки-то нет…