Око Мира (др.изд.)
Шрифт:
Бела, которая и так уже изнервничалась из-за волков, тихо заржала и чуть не сбросила Эгвейн с седла, но Перрин в тот же миг закрутил свою пращу над головой. Нет нужды тупить топор об собак; камень по ребрам заставит убежать и самого злобного пса.
Илайас махнул ему рукой, не отрывая взгляда от замерших собак.
— Чш-ш! Прекратите!
Перрин недоуменно нахмурился на него, но, крутанув пращу еще несколько раз, опустил ее. Эгвейн сумела утихомирить Белу; и она, и кобыла с опаской следили за собаками.
На загривках мастиффов дыбом стояла шерсть, уши их были прижаты, рык псов звучал как землетрясение.
Медленно Илайас стал опускать руку, и тональность свиста понижалась вместе с нею. Собаки следовали за движением руки, пока не легли плашмя на землю, вывалив языки из пастей. Три хвоста завиляли.
— Смотрите, — сказал Илайас, шагнув к собакам. — В оружии нет нужды. — Мастиффы лизали ему руки, а он почесывал их широколобые головы и ласково трепал псов за ушами. — Они выглядят гораздо более злобными, чем есть на самом деле. Они хотели всего лишь отпугнуть нас и укусили бы, только если б мы попробовали сунуться в лес. Так или иначе, теперь об этом волноваться не стоит. До того как совсем стемнеет, мы успеем добраться до другой рощицы.
Перрин посмотрел на Эгвейн: рот у нее был открыт. Клацнув зубами, он захлопнул свой.
По-прежнему поглаживая псов, Илайас изучал рощу.
— Здесь будут Туата'ан. Странствующий Народ.
Перрин с Эгвейн непонимающе уставились на него, и он добавил:
— Лудильщики.
— Лудильщики? — воскликнул Перрин. — Мне всегда хотелось увидеть Лудильщиков. Они иногда останавливались лагерем у Таренского Перевоза, за рекой, но в Двуречье, насколько помню, они не бывали. Почему так, я не знаю.
Эгвейн фыркнула:
— Наверное, потому, что людишки в Таренском Перевозе такие же большие воры, как и Лудильщики. Несомненно, они кончили тем, что без всякого толку воровали друг у друга. Мастер Илайас, если тут и вправду недалеко Лудильщики, может, мы дальше пойдем? Нам не хочется, чтобы Белу украли и... ну, богатства у нас все равно нет, но всем известно, что Лудильщики готовы украсть хоть что-нибудь.
— В том числе и младенцев? — сухо осведомился Илайас. — Похищают детей и все такое прочее? — Он сплюнул и девушка вспыхнула. Такие истории про детей иногда рассказывали, но чаще всего — Кенн Буйе или кто-то из Коплинов или Конгаров. Каждый знал: это те еще россказни. — Порой от Лудильщиков меня попросту тошнит, но воруют они не чаще, чем другие. Намного реже, чем кое-кто, кого я знаю.
— Скоро совсем стемнеет, Илайас, — сказал Перрин. — Где-то же мы должны остановиться на ночь. Почему бы не вместе с ними, если они примут нас? — У миссис Лухан имелся в хозяйстве починенный Лудильщиками котел, о котором она заявляла, что он лучше нового. Мастер Лухан не испытывал особой радости, когда его жена превозносила работу Лудильщиков, но Перрину хотелось взглянуть, как те достигают своего мастерства. Однако в тоне и облике Илайаса сквозило какое-то нежелание, которого юноша понять не мог. — Или есть причина, из-за которой нам нельзя так поступать?
Илайас отрицательно покачал головой, но нежелание не пропало, оно по-прежнему чувствовалось в развороте
— Можно, можно. Только не берите в голову то, что они говорят. Всякую глупость. По большей части Странствующий Народ ведет себя как заблагорассудится, но порой они придают очень большое значение формальностям, поэтому делайте то же самое, что и я. И держите свои секреты при себе. Нечего выкладывать все каждому встречному-поперечному.
Собаки, виляя хвостами, трусили рядом с путниками, пока Илайас вел ребят дальше в лес. Перрин почувствовал, что волки задержались на опушке, и понял, что дальше они не пойдут. Собак они не боялись — к ним волки относились с пренебрежением, ведь те променяли свободу на сон возле костра, — но людей они избегали.
Илайас шагал уверенно, словно знал, куда идти, и в глубине леска, меж дубов и ясеней, показались фургоны Лудильщиков. Как и любой в Эмондовом Лугу, Перрин много слышал о Лудильщиках, хоть никогда и не видел никого из них, и лагерь оказался точно таким, каким он и ожидал его увидеть. Фургоны представляли собой небольшие дома на колесах: высокие деревянные сундуки, покрытые лаком и раскрашенные в яркие цвета — красные, синие, желтые, зеленые, различные их оттенки, названия которых Перрин не знал. Странствующий Народ занимался делами, которые оказались разочаровывающе обыденными: кто готовил еду, кто шил, кто возился с детьми, кто чинил упряжь, но у всех одежда оказалась еще более многоцветной, чем их фургоны, — и на первый взгляд выбранной наугад; иногда от сочетания расцветок куртки и штанов или платья и шали у Перрина рябило в глазах. Лудильщики напоминали ему бабочек на лугу с яркими полевыми цветами.
Четыре или пять человек в разных концах лагеря играли на скрипках или флейтах, и немногие танцующие кружились рядом с ними, будто колибри всех цветов радуги. Среди костров бегали и играли дети и собаки. Собаки были мастиффами, точно такими же, что встретили путников, но дети дергали их за уши и таскали за хвосты, карабкались им на спины, а здоровенные псы спокойно сносили подобное обращение. Трое мастиффов, идущих рядом с Илайасом, свесив языки, глядели на бородача как на лучшего друга. Перрин покачал головой. Все равно в них хватало роста, чтобы достать человеку до горла, просто оторвав свои передние лапы от земли.
Внезапно музыка оборвалась, и Перрин понял, что все Лудильщики глядят на Илайаса и его спутников. Даже дети и собаки стояли тихо и смотрели настороженно, будто готовые тут же сорваться с места и убежать.
Минуту вообще не слышалось ни звука, а затем вперед выступил седоволосый, жилистый, невысокого роста мужчина и степенно поклонился Илайасу. Мужчина был одет в красную куртку с высоким воротником-стойкой и мешковатые ярко-зеленые штаны, заправленные в высокие, до колен сапоги.
— Добро пожаловать к нашим кострам! Известна ли вам песня?
Илайас поклонился ему столь же церемонно, приложив обе руки к груди:
— Ваш радушный прием, Махди, согревает душу, как ваши костры согревают тело, но я не знаю песни.
— Тогда мы по-прежнему ищем, — нараспев произнес седоголовый. — Как было, так и будет, если только мы помним, ищем и находим. — Он с улыбкой повел рукой в сторону костров, и в голосе его зазвучало радостное, приветливое оживление. — Ужин почти готов. Пожалуйста, присоединяйтесь к трапезе!