Око Мира (др.изд.)
Шрифт:
Ранд зачарованно уставился на подергивающиеся уши.
— Заявляю вам, что не ради этого я покинул стеддинг.
— Вы — огир! — воскликнул Ранд. — Погодите. Шесть поколений? Вы сказали, Троллоковы Войны? Сколько же вам лет? — Едва сказав это, он понял, что спрашивать об этом неучтиво, но Лойал стал скорее оправдываться, чем обижаться.
— Девяносто лет, — сказал огир натянуто. — Еще десять лет, и я смогу обращаться к Пню. Думаю, Старейшины должны были бы позволить мне высказаться, когда решали, можно ли мне уходить или нет. Но они всегда беспокоятся о любом, любого возраста, собирающемся во Внешний Мир. Вы, люди, так торопливы и опрометчивы, так сумасбродны. — Он моргнул и коротко поклонился. — Прошу простить меня.
— Все верно, — сказал Ранд. Он по-прежнему пытался постичь возраст Лойала. Старше старика Кенна Буйе и все-таки не настолько взрослый, чтобы... Ранд опустился на один из стульев с высокой спинкой. Лойал осторожно уселся на другой, рассчитанный на двух человек, с трудом па нем уместившись. Сидя, он все равно оставался в рост большинства мужчин. — По крайней мере, они позволили вам уйти.
Лойал уставился в пол, морща нос и потирая его толстым пальцем.
— Ну, что до этого... Понимаете, Пень совещался не очень долго, меньше года, но из услышанного я уяснил, что к тому времени, как они придут к решению, я буду достаточно стар, чтобы уйти без их позволения. Боюсь, они скажут, что я приделал слишком длинное топорище к своему топору, но я просто... взял и ушел. Старейшины всегда говорили, что у меня слишком горячая голова, и, боюсь, своим уходом я доказал их правоту. Интересно, они уже поняли, что я ушел, или еще нет? Но я должен был уйти.
Ранд прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Если Лойал — огир с горячей головой, можно представить, каковы большинство огир. Совещались не очень долго, меньше года? Мастер ал'Вир наверняка изумленно покачал бы головой; собрание Совета Деревни, которое длится полдня, заставило бы каждого, даже Харала Лухана, то и дело вскакивать с места. Волна тоски по дому накатила на Ранда, заставив его тяжело вздохнуть при воспоминаниях о Тэме, об Эгвейн, о «Винном Ручье», о Бэл Тайн на Лужайке в прежние, более счастливые дни. Ранд с трудом отогнал их.
— Если вы не против, можно мне спросить, — сказал Ранд, прочистив горло, — почему вы захотели уйти... э-э, во Внешний Мир так сильно? Будь моя воля, я сам никогда не уходил бы из дома.
— Почему? Ну, чтобы посмотреть на мир, — сказал Лойал так, словно бы вещи очевиднее на свете не было. — Я читал книги, рассказы разных путешественников и загорелся желанием посмотреть на все это, а не только читать об этом. — Его бледные глаза засветились, а уши встали торчком. — Я изучил каждый отрывок, который смог отыскать о путешествиях, о Путях, об обычаях в землях людей и о городах, что мы построили для людей после Разлома Мира. И чем больше читал, тем яснее понимал, что я должен уйти во Внешний Мир, пойти к тем краям, где мы были, и должен сам увидеть рощи.
Ранд заморгал:
— Рощи?
— Да, рощи. Деревья. Всего несколько, конечно, Великих Деревьев, вознесшихся ввысь, к небу, которые хранят память о свежести и прохладе стеддинга.— Он подался вперед, разводя руками, стул под ним застонал, в одной руке он по-прежнему держал книгу. Глаза Лойала засверкали еще ярче, а уши взволнованно подрагивали. — По большей части они воспользовались местными деревьями той страны. Нельзя заставить землю пойти против самой себя. Это ненадолго, земля обязательно восстанет против такого с ней обращения. Нужно приспособить мечты к местности, а не приспосабливать местность к мечтам. В каждой роще было посажено дерево, которое прижилось бы и буйно разрослось только в определенном месте, каждое в равновесии с рядом стоящими, каждое дополняет других, для наилучшего роста, естественно, но для того также, чтобы гармоничное их сочетание радовало глаз и песней звучало в душе. Ах, книги рассказывали о рощах, которые заставляли Старейшин плакать и смеяться одновременно, о рощах, которые навсегда остаются в нашей памяти зелеными.
— А как же города? — спросил Ранд. Лойал недоумевающе взглянул на него. — Города. Города, которые строили огир. Здешний, например. Кэймлин. Разве не огир построили
— Работа с камнем... — Пожатие массивных плеч. — Это просто нечто такое, чему мы научились в годы после Разлома, во время Изгнания, когда все еще пытались вновь отыскать стеддинги.Красиво, но, по-моему, это не настоящее. Сколько ни старайся, — а я читал, что огир, которые строили города, и в самом деле старались это сделать, — камень оживить нельзя. Некоторые из нас до сих пор работают с камнем, но лишь потому, что люди со своими войнами так часто повреждают здания... Горсточка огир была в... э... Кайриэне, как он называется теперь... когда я там проходил. Они были из другого стеддинга,по счастью, поэтому обо мне они не знали, но все равно отнеслись ко мне с подозрением: почему я, такой молодой, — один во Внешнем Мире? Думаю, вряд ли у меня имелись причины там задерживаться. В любом случае, как вы понимаете, работа с камнем — это всего-навсего то, что навязано нам сплетением Узора; рощи же явились из сердца.
Ранд покачал головой. Половина сказаний, с которыми он вырос, были, оказывается, перевернуты с ног на голову.
— Я и не знал, что огир верят в Узор, Лойал.
— Разумеется, мы верим. Колесо времени плетет Узор Эпох, и жизни — это те нити, которые оно ткет. Никто не в силах сказать ни того, как нить его собственной жизни будет вплетена в Узор, ни того, как будет вплетена в Узор нить народа. Узор привел нас к Разлому Мира, и к Изгнанию, и к Камню, и к Тоске, и в конечном итоге, прежде чем мы умрем, приведет нас обратно в стеддинг.Иногда мне кажется, что вы, люди, живете так, как живете, по той причине, что ваши нити коротки. Они должны выскакивать из плетения. Ох, ну вот опять я сморозил не подумав. Старейшины говорят, что вам, людям, не нравится, когда вам напоминают, как короток ваш век. Надеюсь, я ничем не задел ваши чувства.
Ранд рассмеялся и замотал головой.
— Вовсе нет! Наверное, интересно жить долго, как вы, но я никогда об этом не задумывался. По-моему, если я проживу столько же, сколько старый Кенн Буйе, этого хватит любому.
— Он очень старый человек?
Ранд только лишь кивнул. Вряд ли стоит объяснять, что старый Кенн Буйе не так долго прожил на свете, как Лойал.
— Да, — сказал Лойал, — вероятно, у вас, людей, короткие жизни, но вы так по-разному поступаете с ними, все время суетясь, всегда такие торопливые. И у вас есть для свершений целый мир. Мы же, огир, привязаны к своим стеддингам.
— Вы во Внешнем Мире.
— На время, Ранд. Но в конце концов я должен вернуться. Этот мир — ваш, ваш и вашего рода. Стеддинг— мой. Слишком много суеты во Внешнем Мире. И так многое отличается от того, о чем я читал.
— Ну, все ведь за годы меняется. Кое-что, во всяком случае.
— Кое-что? Доброй половины городов, о которых я читал, больше нет, а большая часть уцелевших известна под иными названиями. Возьмите Кайриэн. Подлинное название города — Ал'кайр'раиеналлен. Холм Золотого Рассвета. Они его даже не помнят, хотя на их знаменах восходящее солнце.
А роща там... Сомневаюсь, чтобы после Троллоковых Войн за нею ухаживали. Просто-напросто еще один какой-то лес, где рубят дрова. Великие Деревья все исчезли, и никто о них не помнит. А здесь? Кэймлин остался Кэймлином, но они позволили городу разрастись через рощу. Вот от этого места, где мы сидим, до центра рощи и четверти мили не будет, — до того места, где должен был быть центр рощи. Ни одного деревца не осталось! Я бывал и в Тире, и в Иллиане. Иные названия, и никаких воспоминаний. Вместо рощи в Тире — пастбище для лошадей, а в Иллиане роща — королевский парк, где король охотится на оленей, и никому не разрешено входить туда без его высочайшего дозволения. Все изменилось, Ранд. Я очень боюсь, что, куда бы я ни пошел, везде найду то же самое. Все рощи сгинули, все воспоминания исчезли, все мечты погибли.