Око настоящего возрождения
Шрифт:
Уже почти совсем отчаявшись, и не представляя, что мне теперь делать, я, ни на что не надеясь, зашел в очередную лавочку. К удивлению своему увидел там человека европейской наружности.
Глядя на него, я пробурчал сам себе под нос по-русски: «Ну, если и здесь не говорят по-английски».
То, что я услышал в ответ, повергло меня в шок.
— Здесь говорят по-русски, — сказал хозяин лавочки, приветливо улыбаясь мне.
Сначала я просто онемел, все еще не веря, что мне это не мерещится. А потом так обрадовался, что сразу выложил незнакомцу почти все о себе — и как пошел
Мой собеседник тоже был рад поговорить на родном языке — он оказался русским. Мне он поведал, что его отец до революции 1917 года был купцом, торговал «колониальными товарами», жил в Новосибирске, но и в Китае у него был торговый дом. Когда в России к власти пришли большевики, он сразу понял, что ничего хорошего его здесь не ждет, быстро собрал все самое ценное и с семьей эмигрировал в Китай. Здесь он успешно торговал, дела его торгового дома шли очень хорошо, пока не грянула культурная революция 1965–69 годов. Как и многие тогда, отец моего собеседника пострадал, и от всего дела только и осталась маленькая лавочка, доставшаяся по наследству сыну.
Я выразил сочувствие, но хозяин лавочки лишь махнул рукой — мол, ерунда, и сказал:
— Я доволен своей жизнью. А то, что не очень богат — так это и лучше: легче жить, когда нет лишней обузы.
С самого начала его рассказа о себе что-то мне показалось не так, какая-то была во всем этом неувязка. И тут до меня дошло: моему собеседнику по виду было никак не больше пятидесяти лет, а между тем из его рассказа выходило, что его отец еще до революции владел собственным делом. Может, он оговорился — не отец, а дед?
Но, впрочем, всякое бывает — поздний ребенок, вот и все. Думая, что нашел объяснение, я спросил:
— Вы здесь, в Китае и родились?
— Нет, молодой человек, родился я в России, — улыбнулся мой собеседник. — И родину свою очень люблю, хоть и живу вдали от нее. Хорошо помню ту Россию, прежнюю, дореволюционную, хотя было мне всего семь лет, когда пришлось ее покинуть.
— Как — семь лет? — я опять ничего не понимал, думал, что ослышался.
— Очень просто, родился я в 1910 году, и сейчас мне 81 год. Как видите, возраст свой не скрываю! — собеседник засмеялся молодым, звучным, совсем не старческим смехом.
Я таращился на него во все глаза и не знал, что сказать. Затем, наконец, выдавил из себя:
— Не может быть, — 81? Не может быть!
— Знаете, молодой человек, кстати, как вас зовут?
Я назвал себя, и мой собеседник в ответ попросил называть его Юрием Ивановичем, добавив, что китайцы зовут его просто Ю, но ему приятно слышать, как к нему обращаются полным русским именем.
— Так вот, — Юрий Иванович (которого, впрочем, мне тоже захотелось называть просто Ю) доверительно коснулся моего плеча, — не знаю, как вы, а я-то уверен, что случайностей в жизни не бывает. То, что вы пришли ко мне таким удивительным образом, то, что выведали мой возраст — это все не просто так, это знаки, знаки судьбы.
Я слегка отстранился, на миг подумав, а все ли в порядке с головой у этого странного человека — всякие разговоры о знаках судьбы и тому подобном казались мне подозрительными.
— Не
Я начал было отнекиваться, но Ю перебил меня:
— Считаете, знаю. Думаете, и возраст свой я сочинил, и еще о каких-то знаках речи веду. Но нет, мой друг, я вполне в своем уме. В этом вы можете убедиться сами. Я хочу пригласить вас в небольшое путешествие — в горы, в Тибет. Уверяю вас, вы там найдете то, о чем и не мечтали. И все ответы на любые вопросы получите. В том числе и о том, как повернуть время вспять.
Слова про время, которое можно повернуть вспять, я тогда, каюсь, пропустил мимо ушей. Мой случайный знакомый все больше казался мне сумасшедшим. Да и Китаем я был сыт по горло, хотел только одного — скорее оказаться дома, а потому ни в какой Тибет с ним, конечно же, не собирался.
Вежливо отказавшись, я поспешил закончить разговор, и спросил, наконец, как мне выбраться из этого района города. Юрий Иванович мне подробно объяснил дорогу, на своем предложении о путешествии в Тибет настаивать не стал, лишь добавил:
— Если вдруг все же надумаете — всегда буду рад вас видеть. Я отправляюсь ровно через три недели, в воскресенье. Так что у вас есть время для размышления.
Я ушел в полной уверенности, что тут и размышлять нечего — какой Тибет, с какой стати?
Крах
Вернувшись в гостиницу, я тут же забыл об этой встрече, тем более что меня там ждало письмо. От моей невесты писем не было уже очень давно, я с нетерпением ждал от нее хоть весточки, и думал, что, наконец, дождался. Но письмо было не от нее, а от одного моего приятеля.
Я раскрыл конверт, и оттуда выпала фотография, на которой было запечатлено какое-то свадебное застолье. Я глянул мельком, хотел уже отложить, но тут меня буквально как громом поразило. Невеста, вся в белом, сидела в полупрофиль, с улыбкой глядя на жениха. Жених мне был не знаком. А лицо невесты я узнал бы из тысячи.
Это была моя девушка.
Я зажмурился в надежде, что обознался, что мне показалось — просто от тоски, от того, что скучаю, думаю о ней. Но, открыв глаза, еще раз убедился: это она. Ошибки быть не может.
В порыве злости и отчаяния я порвал фото в клочки и бросил на пол. Затем судорожно развернул письмо, вложенное в конверт вместе с фотографией. Пробежал глазами строчки: приятель интересовался, как я живу, рассказывал о своих делах, работе. И лишь в конце как бы между прочим упоминал: вот, недавно на свадьбе погулял, сочувствую, тебе, старина, да не переживай ты, все они такие.
Какое там — не переживай. Жуткая обида, злость, доходящая до ненависти, буквально разрывала меня на части. Я-то был уверен, что моя девушка — лучшая на свете, что она единственная, неповторимая, не такая, как все. А вот поди ж ты — не дождалась! Вспомнились наши встречи, завертелись в голове ее слова, обещания, клятвы в любви. Все вранье, все ложь! А я-то поверил, поехал, как дурак, в Китай зарабатывать на свадьбу, на квартиру, на будущую благополучную жизнь. Все мечты, все светлые надежды рухнули разом.