Око силы. Четвертая трилогия
Шрифт:
– Стоит!.. Много ты чего, Леонид Семеныч, наговорил, не знаю даже, как и ответить. Наверно, даже пробовать не стану, что ни скажу, криво выйдет. Насчет же главного, то в плане принципиальном возражений не вижу. Из Столицы уйти не так и сложно, даже если обложат со всех сторон. Ты только заранее отмашку дай, чтобы не в последнюю, значит, минуту. А по поводу границ – не ко мне, дальше Пскова бывать не приходилось. Да и зачем? Мест укромных и здесь хватает.
Товарищ Москвин, молча кивнув, хотел вновь повалить пачку, но почему-то воздержался.
– А
– А я тебя снова спрошу: ты его видел? – улыбнулся Касимов. – Или, может, товарищ Ким с ним встречался? Или сам Предреввоенсовета товарищ Троцкий? Кто его сейчас охраняет, ты знаешь?
Товарищ Москвин невольно поглядел в сторону двери. Пусть и дубовая, пусть и закрыта плотно…
– А я негромко, – понял его Василий. – Внешняя охрана, которая в Горках, из Государственного политического управления, главный там не то Белый, не то Белесый…
– Беленький, – шевельнул губами Леонид, – Беленький Абрам Яковлевич, начальник спецотделения при Коллегии ГПУ.
– Хоть Зелененький. Ничего он не решает, Леонид Семеныч. У Вождя есть личная охрана, не меньше сотни гавриков. Они никого к Предсовнаркома и близко не подпускают. И переписка вся через них идет, и разговоры телефонные. Даже родственникам, говорят, неделями ждать приходится. Это, значит, к вопросу о заговоре. Так что, и дальше будем шептаться да на двери оглядываться?
– Шептаться не будем, – товарищ Москвин повысил голос. – И вопрос ты поднял правильный. Только, думаю, руководство и без нас все знает. Никакого заговора здесь не было и нет.
Касимов встал, покивал согласно.
– Утешил ты меня, Леонид Семеныч. Прямо, значит, на сердце полегчало. А ты хоть знаешь, кому Политбюро заботиться о Вожде поручило? Кто всем парадом в Горках командует?
– Погоди! – товарищ Москвин на миг задумался. – Действительно, такое решение было… Сталин?
– Сталин.
3
Секретарь товарища Кима посмотрел выжидательно, но Ольга, ничего не сказав, положила папку на стол. Докладная – три листа машинописи, сама за «ремингтон» села по старой памяти. Подписала и число проставила.
Все! Пора обратно в отдел, вечные двигатели разъяснять.
Повернулась, шагнула к двери… Внезапно почудилось, что секретарь ухмыляется ей вслед, вот-вот хохотать начнет. И поделом!
Пока докладную сочиняла, подыскивая нужные слова, комсомольцы из группы только что на стол верхом не взбирались. «Товарищ Зотова, утром такое было! Товарищ, Зотова, объясните!..» Выслушала, головой помотала. И здесь чушь творится! Кто хохочет и нелинейное время поминает, кто мебелью из окошка кидается.
– Спятили, видать, – прохрипела «Старуха», вызвав тем всеобщее разочарование. Интересно, каких откровений от нее ждали?
…Коридор, коридор, истоптанная ковровая дорожка, давно потерявшая первоначальный окрас, серый сумрак за окнами. Бывший замкомэск прикинула,
– Товарища Зотова! Ольга!..
Оборачиваться не было ни малейшей охоты. Опять носом тыкать станут, на посмешище выставлять…
– Ольга!
Все-таки обернулась. Товарищ Ким был уже рядом, неулыбчивый, серьезный, с потухшей трубкой в зубах. Взял за руку, поглядел в глаза.
– Так… Пойдемте со мной, и не вздумайте спорить!
Спорить Зотова не стала, безропотно позволив завести себя в кабинет и усадить в кресло. Вслед за этим в ее руке оказалась тяжелая хрустальная рюмка.
– Пейте! Пейте, говорю!..
Думала – валерьянка, оказался коньяк. Проглотила, почти не чувствуя вкуса, повертела рюмку в пальцах, затем, спохватившись, поблагодарила. Товарищ Ким, рюмку отобрав, снова вручил, полную.
– Пейте еще!
– Не стоит, Ким Петрович, – девушка поморщилась, словно от зубной боли. – Пьяной буду, что вам за радость? Просто глупо оно как-то получается.
Начальник взглянул удивленно.
– Отчего – глупо? Работу выполнили, пусть и не самую приятную. То, что лично сходили к Летешинскому, тоже правильно, человек заслуженный, известный. Или хотите, чтобы вас пожалели?
Ольга, скрипнув зубами, встала – как была, с полной рюмкой в руке.
– Никак нет, товарищ Секретарь Центрального Комитета! В этом не нуждаюсь!..
– Тогда пейте.
Проглотила залпом, снова поморщилась, опустилась в кресло. Мелькнула и сгинула мыслишка: а если и вправду развезет? Стыдоба полная, с двух коньячных рюмок – это после фронтовых-то норм!..
Подумала да и решила: пусть! Хуже не будет.
Между тем начальник, тоже присев, но на стул, принялся изучать знакомые машинописные страницы – ее докладную. Читал неспешно, буквы не пропуская. Потухшая трубка по-прежнему торчала во рту.
– Можно не переписывать, сойдет, – заключил он, оторвавшись от чтения. – Возможно, Ольга, вас попросят все это повторить на заседании Политбюро. Нет, не сейчас, конечно, дня через два. Справитесь?
Девушка сглотнула.
– На Политбюро? Доложу, если надо. Значит, дело все-таки важное?
Ким Петрович, встав, подошел к столу, ящик выдвинул. На зеленое сукно столешницы легла толстая папка.
– Как вам сказать? Для молодежи фамилия Летешинского мало что говорит, но старики его хорошо знают. В свое время он слыл умнейшим человеком, чуть ли не пророком. В его болезнь поначалу никто не хотел верить. Вождь рассказывал, как ему в Красноярске пришлось присматривать за Пантелеем после первого приступа. Говорит, было страшно. И не само безумие пугало, а то, во что превратился незаурядный человек. Словно в его оболочку вселилось что-то чужое, нездешнее. Может, Летешинский и сам это чувствовал, отсюда и его бред о перевоплотившихся эфирных сущностях. Обычно он рассказывает о Вожде, но порой в оборотни попадают и Сталин, и Зиновьев, и ваш покорный слуга…