Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
Вот это да! Это была мысль, которую в свое время поддерживал сам Орловский. Но об этом говорилось лишь на заседании сектора, среди своих!
– Но ведь эти изменения, – не выдержал Юрий, – касались не роли трудового народа, а идеологических мотивов. Те, кто редактировал эпос при Фроате и Гхеле, могли убрать разделы, где говорилось о роли старого жречества, о старых богах...
– Но, Юрий Петрович! – улыбка сменилась откровенным недоумением. – Ведь тогда складывалось дхарское государство, и тот же Фроат мог приказать убрать все, что касалось жизни племен до
...Нокаут. Это был его собственный аргумент, который Орловский высказал тогда же на дискуссии в секторе. Высказал – но нигде не записал. Да, Терапевт прав: в Большом Доме работают не только дураки и фанатики...
«Костя» вновь усмехнулся, как бы подведя черту в научном споре, и торжественно извлек из портфеля огромную пачку бумаг.
– А это узнаете?
Вначале Орловский ничего не понял. Написано по-дхарски. Мелкий, неразборчивый почерк, знакомый, неоднократно виденный. Юрий быстро перевернул первый листок...
– Это... книга Родиона Геннадиевича! «Дхарская мифология»!
– Она самая, Юрий Петрович.
Сказано это было без всякой усмешки – холодно и твердо.
– Я думал, она пропала!..
– У нас ничего не пропадает. Как видите, пригодилась. Я ее для чего вам принес? Чтоб вы прочитали, подумали. А там и побеседуем. Не возражаете?
– Нет... конечно нет!..
На минуту Юрий забыл, где он и что с ним. Работа учителя, которую он считал сгинувшей навеки! Книга, которую еще никто не читал – если не считать «дхароведов» из Большого Дома... Юрий стал быстро перелистывать страницы. Родион Геннадиевич собирал эти материалы всю жизнь. Он много успел, сведя воедино не только немногочисленные публикации и архивные записи, но и набрав огромный устный материал, который теперь не восстановить и не продублировать.
– Вижу, вижу уже увлеклись, – «Костя», похоже, был доволен. – Ну, читайте, мешать не буду. А я пока ваше творение, так сказать, осилю. Кстати, Юрий Петрович...
– Да? – Орловский еле заставил себя оторваться от рукописи.
– Не для службы, а так – ради любопытства. Почему вас Орфеем величали? Вы ведь вроде не музыкант?
Сердце дернулось, к горлу подступил комок, кончики пальцев мгновенно оледенели. Удар был не только неожиданным. Он был точным – точнее некуда.
...Орфеем звала его Ника – иногда, в шутку. Но так называл его и Терапевт. «Орфей» – это была кличка Орловского в той маленькой нелегальной группе, которая уже несколько лет существовала в Столице, под самым носом вездесущего НКВД...
Глава 6. Премьера
На премьеру пришлось идти вдвоем. Прохор Карабаев прислал из Тамбова телеграмму, прося продлить командировку: лейтенант собирался зачем-то в Минск. Пустельга повертел в руке бланк велел отстучать «добро», рассудив, что Прохор – человек серьезный и не будет зря транжирить государственные деньги.
Ахилло сходил в театральную кассу, которая, как выяснилось, находилась на втором этаже Главного Управления, и вскоре вернулся с билетами.
– Пятый ряд, в
Сергей в очередной раз разглядывал размашистую резолюцию наркома на своей докладной. «Разрешаю. Н. Ежов». Похоже, если бы он попросил батальон ОСНАЗа, ему тоже не отказали бы. Таинственный человек в капюшоне отвечал за свои слова...
– Что? – Пустельга взглянул на билеты и улыбнулся:
– Пятый ряд? Михаил, да вам цены нет!
– Вот именно, – усмехнулся Ахилло. – Ладно, брюки гладить? В штатском пойдем?
Приличного костюма у Сергея не было, но признаваться в подобном не хотелось.
– Ну... в штатском, так в штатском. А какая пьеса-то?
Михаил воздел руки вверх с выражением полного недоумения:
– Отец-командир, ну вы и заработались! Вся Столица только об этом и говорит. В «Правде» же написано!
Увы, дни были настолько горячие, что даже в «Правду» Сергей не заглядывал.
– Пьеса в трех действиях, именуемая «Кутаис», сочинения известного драматурга Афанасия Михайловича Бертяева. Посвящена молодым годам и началу революционной деятельности товарища Сталина.
– Бертяев? – Сергей вспомнил свой недолгий театральный опыт и удивленно переспросил:
– Бертяев Афанасий Михайлович? Про товарища Сталина? Это который «Время Никулиных» написал, да?
Во время короткой стажировки в Столице Сергею удалось попасть на этот нашумевший спектакль. «Время Никулиных» рассказывало о злоключениях семьи белогвардейского полковника и нескольких его друзей в охваченном смутами Киеве. Сергей тогда весьма удивился, отчего, несмотря на резкие отзывы критиков, спектакль продолжал идти.
– Смотрели? – понял Ахилло. – Да, любопытная история. Спектакль хотели прикрыть, но заступился сам товарищ Сталин.
– Что?! – Пустельга удивленно моргнул.
– Ну да. Он заявил, что даже если такие люди, как эти Никулины в пьесе, капитулируют перед Советской властью, то зритель неизбежно убедится в закономерности нашей победы. Долг платежом красен. Вот и «Кутаис»...
– Он что, долги отдает? – Пустельга внезапно почувствовал смутную неприязнь к незнакомому ему драматургу.
– Все может быть, Сергей. Но Бертяев не конъюнктурщик. Он умница, блестящий человек, талант. Если он написал «Кутаис», значит, так надо...
Пустельга не так и не понял – кому, собственно, надо? Бертяеву? Товарищу Сталину? Советской власти?
Ближе к концу дня Сергею пришлось завернуть в канцелярию с очередной стопкой бумаг, которые требовалось завизировать. Пришлось, однако, подождать. Коридор второго этажа, обычно людный в начале дня, теперь был пуст. Пустельга стоял напротив двери канцелярии, рассматривая красочный плакат с поучительной надписью: «Товарищ, стой! В такие дни подслушивают стены. Недалеко от болтовни и сплетни – до измены!» Старший лейтенант перечитывал эти строчки, наверное, в десятый раз, когда совсем рядом, за углом, услышал странные звуки. Кажется, кто-то плакал... Он не успел даже удивиться, когда резкий, визгливый мужской голос произнес: