Око Судии
Шрифт:
Мимара так стискивала рукоять меча, что сводило руку.
— Как и сказал Капитан, — послышался скрипучий голос Сарла. — Голые.
Он стрельнул в Киампаса многозначительным взглядом. Вместе с жирными губами ухмылялись все его морщинки.
— Напомните мне, как сильно я это все ненавижу, — сказал Галиан, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Как нож в заднице? — подсказал Ксонгис.
— Не. Хуже.
— Я тоже подумал про нож, — добавил Сома.
— Нет, — ответил Поквас. — Это как отхлестать тебя по яйцам… ну, как репейником, так, да?
— Именно так, — сказал Галиан, глубокомысленно
— Во-во, — фыркнул Ксонгис и плашмя хлопнул себя мечом по шлему.
— А золота-то сколько, подумайте, — ответил Сомандутта. Чувства юмора ему всегда не хватало. Бедняжка.
— Да ну, — скривился Поквас. — Куда он его потратит, когда репейником обдерет себе все хозяйство, так что все шлюхи смеяться станут?!
Каждый раз, когда они произносили это слово, Мимару бросало в жар. «Шлюха».
Галиан снова кивнул, на этот раз — как будто соглашаясь с какой-то трагической истиной человеческого существования.
— Это правда, девки вечно хохочут.
Своими разговорами они обращались, скорее, к собственным страхам, чем друг к другу, поняла Мимара. Люди всегда фиглярствуют, разыгрывают собственный спектакль, чтобы не произносить тех реплик, которые отвела им реальность. А о страхе пусть говорят женщины.
— У меня задница зачесалась, — внезапно объявил великан Оксвора. — У кого-нибудь чешется задница?
— Не по адресу, — отозвался Галиан. — Голых попроси, они тебе не откажут.
По шеренге волной пробежало фырканье и гомерический хохот.
— Разумеется. Но после этого у меня задница начнет вонять!
Сумасшедший взрыв хохота набросился на страх, как огонь на дрова, поглотил собою скрежещущий звук надвигающейся опасности…
— Сома! — выкрикнул гигант. — Ты один стрижешь ногти! Почеши меня пальчиком, а?
И смех возобновился с удвоенной силой.
Старый Сарл перекрыл его скрежещущим голосом:
— Хочу вам напомнить, ребятки, что наша жизнь — в смертельной опасности!
Но ухмылка выдавала его одобрение.
Лорд Косотер стоял неподвижен.
Отвлекшись, Мимара не увидела, как вперед вышел Ахкеймион. Когда она заметила его, будто когтями стиснуло сердце. Она открыла рот, чтобы окликнуть волшебника, но дыхание упало куда-то вниз. Он казался таким хрупким под нависающей сверху массой черноты, что Мимара чуть не лишилась чувств.
Но Ахкеймион уже заговорил, да так, что звук его голоса сдул остатки смеха. Даже приблилсающийся гул как будто попритих. Охранное заклинание обнимает пространство перед ним, напоминая голубоватую линзу. Лазурный отсвет расцвечивает его белые волосы и накидку из волчей шкуры. Вдруг стало видно, что он и в самом деле колдун Гнозиса.
Одна из Суриллических Точек гаснет, и усилившаяся снаружи темнота бросает на них тень. Киампас крикнул, чтоб ему принесли факел. Одеревенев до кончиков пальцев, Мимара пробирается между мулами, протягивает ему тот факел, что был у нее в руках, возвращается за вторым, который зажигает от центрального факела на стене. Повернувшись, она успела увидеть, как сержант бросил факел в проход перед волшебником. Огонь охватывает темноту кольцом чистого золотого света…
Что-то выползает из темноты и скрывается обратно, нечто белое, злобное и лоснящееся.
— Бастион, — назвала она его, не зная, почему и откуда взяла это имя. — Бастион… — Если кто-то сочтет ее дурой, то ей наплевать!
Тьма скрежещет, раскалывается, лязгает и хрипит. Звериный лай, не похожий на человеческие крики, отдается под невидимыми сводами.
Клирик вышел за шеренгу, подошел к Ахкеймиону и встал справа от него. Отбросив плащ, он остался в серебристых доспехах с безупречно сплетенными пластинами. На левом бедре висел меч. «Ишрой», — вспомнила она слово, которым называл его Ахкеймион. Нечеловек подхватил мистические напевы волшебника. Звучные слова, летевшие в нее, словно приходили откуда-то из глубины вещей, настолько странны и непонятны они были.
Оставшаяся точка над головой погасла, как случайная мысль, и артели осталось лишь беспокойное мерцание факелов. Вокруг сомкнулась вечная темнота Кил-Ауджаса.
Все лица расцвечивал отблеск колдовского сияния.
Киампас позвал Мимару, но она уже бежала к нему, крепко прижав к груди оставшиеся факелы. Сжав губы, чтобы перестали дрожать, она по очереди зажигала факелы, а он с силой швырял их в пространство. Они описывали высокую дугу, выхватывая из темноты своим неверным дрожащим светом очертания сводов. Какие-то из факелов падали и рассыпали искры по пустому полу. Два подкатились к краю скрывающейся в темноте орды, позволив на несколько мгновений различить отдельные детали: опущенные к земле зазубренные мечи, влажно поблескивающие глаза, белые конечности. Последней проступила одна мрачная фигура и скрылась за сгорбленными спинами остальных. Мимара успела заметить скопище белесых лиц, нечеловеческих лиц, искаженных гротескными пародиями на человеческие гримасы.
Тени с собачьими очертаниями затаптывают факел, так что не остается и следа.
Мимара побрела обратно к Бастиону, прижала к груди его голову. Тупая неподвижность животного почему-то подбадривала, от нее унималась дрожь в руках и ногах. Мимара шептала ему в ухо, хвалила глупую его храбрость. Впереди стоял лорд Косотер, невозмутимый, неподвижный. Вниз по прикрытой пластинчатыми доспехами спине сбегала косица — знак касты знати. Шеренга его Шкуродеров выстроилась справа и слева от него. Из-за щитов Мимара временами видела Клирика и Ахкеймиона в виде нечетких силуэтов на фоне извилистых поверхностей их заклинаний.
Она чувствовала Хоры… крохотные точки пустоты, веером развернувшиеся где-то вдалеке.
Темноту снова пронзили горны. Подземные орды ринулись вперед, пробежали по факелам, через лужицы тусклого света. Мимара увидела прибывающую волну воющих морд, грязных мечей, тощих тел…
Им навстречу сиял живой свет.
Два мага кричали в этот беспорядочный рев; один из них был высокий и человеческого облика, второй — приземистый и громогласный. Воздух пронзили ослепительно яркие линии — их точность была восхитительна и нереальна в своей безупречности. Проходы между колоннами были заполнены теоремами и аксиомами, квуйскими и гностическими, и под них прорвался неистовый напор и отхлынул, оставив лужи и обломки камней. Взрывались базальтовые плиты. Текла кровь. Слепило пламя.