Око Судии
Шрифт:
— Это правильно, что ты волнуешься, — сказала она, вспомнив о церемонии. Она смотрела ему в глаза, а он проникал взглядом в самую ее суть, сквозь всю краску, сквозь кожу и мышцы — вглубь, туда, где сияла светом истины ее любовь.
«Она готова умереть за тебя», — прошептал ему потаенный голос — тот, что жил у него внутри всегда.
— Твой отец, — продолжила она, — говорит, что страшиться нужно только тогда, когда мы теряем страх. — Она провела ему рукой по щеке. — Когда мы слишком привыкаем к власти и роскоши.
Отец вечно говорил разные разности.
Кельмомас улыбнулся и смущенно опустил глаза — когда
Отец…
«Ненавидь его, — сказал тайный голос, — но еще больше — бойся».
И Сила. Нельзя забывать, что в отце Сила горит ярче всех.
— Какой матери выпадало такое благословение? — просияла императрица, обхватив его за плечи. Обняв его еще разок, она встала, не выпуская из ладоней его руки. Он позволил ей, хотя и с неохотой, увести себя мимо высоких парапетов Аллозиума к сиянию без солнца.
Моргая от яркого света, они стояли в обрамлении ярко-красных шеренг эотийских гвардейцев на вершине величественной лестницы, которая дугой нисходила к просторному плацу Скуяри. Истертые временем храмы и жилые дома Момемна сгрудились на горизонте и становились неразличимы, по мере того как погружались все глубже во влажную даль. Холодные и темные, возвышались огромные купола храма Ксотеи — подернутые дымкой массивные включения посреди глинобитных лачуг. Как дырка в ряду гнилых зубов, смотрелась на фоне городских кварталов расположенная неподалеку Кампозейская Агора.
Бесконечная и пестрая, разворачивалась перед ним панорама главного города, великой столицы Трех Морей. С рождения этот город окружал Кельмомаса, обступал многолюдием своих запутанных лабиринтов. И всю жизнь этот город пугал его так безудержно, что Кельмомас нередко отказывался смотреть, когда Самармас, его слабоумный брат-близнец, показывал пальцем на что-то неразличимое в размытом переплетении улиц.
Но сегодня город казался единственным безопасным местом.
— Смотри! — кричала мать, стараясь перекрыть рев. — Смотри, Кел!
Их были тысячи, они забили всю площадь перед императорским дворцом. Женщины, дети, рабы, здоровые и увечные, жители Момемна и пилигримы из дальних мест — бессчетные тысячи людей. Толпа, как вода во время потопа, водоворотами завивалась вокруг Ксатантианской арки. Билась в нижние территории Андиаминских Высот. Как вороны, люди расселись на невысоких стенах гарнизона. Все что-то выкрикивали, воздев два пальца, чтобы прикоснуться к нему на расстоянии.
— Подумай, какой путь они проделали! — прокричала мать сквозь гомон голосов. — Кельмомас, они добирались со всей Новой Империи! Они пришли узреть твою божественную сущность!
Принц Империи кивнул со смущенной признательностью, которой мать от него ждала, но в душе он чувствовал лишь откровенное отвращение. «Только глупцы ходят кругами», — подумал он. Он даже пожалел, что нельзя вытащить из святилища Усмехающегося Бога, чтобы показать ему…
Люди — жуки.
Терпеть славословия пришлось целую вечность, бок о бок стоя на предписанных церемониалом местах: Эсменет, императрица Трех Морей, и младший из ее высокородных сыновей. Кельмомас поднял взгляд, как учили, от нечего делать поймал глазами пролетавших в небе голубей, превратившихся в едва различимые в вышине точки на фоне поднимающегося над городом дыма. Солнечный свет,
Такой, чтобы горел.
Топсис, церемониймейстер из Шайгека, воздел массивные руки, руки евнуха, и императорские чиновники, выстроившиеся внизу на ступенях, как один человек повернулись к ним. Зазвучали позолоченные молитвенные рога, перекрывая громогласный хор. Эти рога, украшенные агатом и слоновой костью, были установлены через равные промежутки в тени фасада Аллозиума и длиной были почти до второй площадки лестницы.
Кельмомас обвел взглядом экзальт-министров отца и увидел за их непроницаемыми лицами всё, от страсти и нежности до ненависти и жадности. Стоял там огромный Нгарау, главный сенешаль со времен Икуреев. И Финерса, Великий Мастер шпионов, человек простой, но преданный, кианец по происхождению. Имхайлас, покрытый синими татуировками, — статный экзальт-капитан эотийской гвардии, красота которого порой обращала на себя взгляд императрицы. Вечно неумолкающий Верджау, Первый Наскенти и глава могущественного Министрата, чьи вездесущие агенты следили, чтобы никто не сбился с пути истинного. Худой Вем-Митрити, великий магистр Имперского сайка и великий визирь — должности, благодаря которым он на сегодня являлся в Трех Морях мастером всех тайных дел…
И так далее, и так далее — все шестьдесят семь выстроились по старшинству вдоль колоссальной лестницы. Они собрались сюда, чтобы видеть Погружение Анасуримбора Кельмомаса, младшего сына их святейшего аспект-императора. Только лицо дяди Майтанета, шрайи Тысячи Храмов, не поддалось его беглому пристальному взгляду. На мгновение сияющий взгляд его дяди встретился с его собственным, и хотя Кельмомас улыбнулся с наивным чистосердечием, приличествующим его возрасту, ровная уверенность взгляда шрайи ему совсем не понравилась.
«Подозревает», — прошептал тайный голос.
«Подозревает что?»
«Что ты — притворщик».
Последние звуки какофонии стихли, и остался лишь могучий призыв рогов, который прогудел так низко, что у Кельмомаса затрепетала туника. Затем угасли и эти звуки.
Звенящая тишина. Повинуясь крику Топсиса, весь мир, включая экзальт-министров, преклонил колени. Народы Новой Империи пали ниц, вокруг простирались целые поля людей. Затем все медленно опустили лоб на горячий мрамор — все до единого из собравшихся на территории императорского дворца. Только шрайя, который ни перед кем не преклонял колен, кроме аспект-императора, остался стоять. Только дядя Майтанет. На ступени упал солнечный луч, и одежды шрайи озарились светом… Сотня крохотных Бивней заиграли, словно языки огня. Кельмомас прищурился от их сияния и отвел глаза.
Мать вела его вниз по ступенькам, держа за руку. Он следовал за ней, топая сандалиями, и хихикал, глядя на ее суровое лицо. Они прошли по проходу, открывшемуся между расступившимися экзальт-министрами, и он опять засмеялся, от того, как нелепы все эти люди, всевозможных пропорций и возрастов, одетые как короли, но при этом подобострастно кланяющиеся.
— Они пришли чествовать тебя, Кел, — сказала мать. — Зачем ты над ними смеешься?
Разве он хотел над ними смеяться? Иногда трудно удержать себя.