Око воды
Шрифт:
— Ну так и ты выпей, — прищурился с усмешкой старый слуга. — А леди Каталея тоже не боится духов.
— Зафары не пьют от страха, — ответила Рут, поглаживая пояс.
— Ещё скажи, что они ничего не боятся…
— Хватит вам уже! — оборвала Лея обычную перепалку своих слуг. — И в самом деле, Рут, это просто туман! Если хочешь, поедем быстро, а успеем или нет — ну, как получится. Может, и успеем.
Не успели.
Чем ниже спускались они в долину, тем теплее становилось. Небо из ярко-синего стало блекло-голубым, и Рут снова забормотала что-то на родном языке. И действительно, она
— Фаар-ханун! Так я и думала, что придётся тут заночевать!
Лея взглянула на постоялый двор, который стоял у дороги. Несколько телег, карета, у коновязи с дюжину лошадей. Из приоткрытого окна доносились пьяные мужские голоса.
— Вряд ли тут будет место, — она посмотрела на небо, — Рут, ещё светло, и туман не такой уж и густой, поехали! А если так уж боишься, то первым поедет Коннор, потом ты, а я позади.
— Миледи, я сейчас схожу и всё разузнаю, куда торопиться? Найдём вам место, а я могу и на сеновале поспать, да и Коннор тоже…
— А как же мои старые кости?
Зафаринка стрельнула в него угольно-чёрным взглядом и снова принялась уговаривать свою хозяйку, но та оказалась непреклонна.
Лея смотрела на густую белую шапку, висевшую над мостом, и думала, что туман это даже лучше: никто не увидит, что она выбросила кулон. Всю дорогу она молилась, чтобы им не встретился никто из рыцарей, и уж точно она не собиралась ночевать на постоялом дворе, пока не избавится от этой опасной вещи. Единственное, что её смущало — это недавний сон. Там тоже были мост и туман. И успокаивало только то, что в том сне мост был айяаррский, каменный, в три арки, а здесь всего в одну и сделан каменщиками из Броха.
Рут долго бормотала какие-то свои зафаринские молитвы, на что Коннор покачал головой и вручил ей поводья лошади с поклажей со словами:
— А это чтобы руки были заняты и не тряслись от страха.
На что зафаринка фыркнула, положила другую руку на рукоять шемшира, и выпрямив спину, с застывшим лицом направила свою лошадь к мосту. Лея ехала последней, и когда оказалась в тумане, то чуть попридержала лошадь, чтобы отстать от своих спутников.
Наверное, она остановилась в самой середине моста. Приблизилась к перилам, расстегнула сумочку на поясе и достала кулон. Напоследок ей захотелось взглянуть на эту красивую вещь. Всю дорогу она боролась с желанием забрать кулон с собой в Рокну, изучить и понять, что за камень внутри этого серебряного веретена. Но страх был сильнее, и она развернула бархат.
Камень в кулоне ожил, засиял нежно-голубым светом, и на нём тонкой чертой явственно проступил вертикальный зрачок. Сразу же стало тихо, так тихо, словно вокруг был и не туман вовсе, а белый гусиный пух, который совсем не пропускает звуки. Лея протянула руку вперед — кончики пальцев исчезли в густом молоке. И она поняла, что совершенно не слышит шума реки. В этом месте Сура обычно ревела и рвалась между утесов в долину, как обезумевший зверь, и ее пенные языки временами
Лошадь под ней вдруг начала дрожать, прядать ушами и дергать удила, и в какое-то мгновенье показалось, что она сейчас сбросит свою всадницу и ринется куда-то в мутную глубину. Лея огляделась, туман сгущался быстро и моста под ногами уже не было видно, нельзя было понять, куда ехать, даже голова лошади стала не видна в этой мгле.
— Не бойся, все хорошо, Лаванда, — она чуть отпустила удила и погладила лошадь по шее, — не бойся, всё хорошо…
Она шептала эти слова, зная, что её голос успокоит животное, которое готово было броситься наугад, не разбирая дороги, а может быть, так она успокаивала сама себя, потому что ей вдруг стало по-настоящему страшно. Вспомнился сон и слова Рут об умерших и призраках, что бродят в этом тумане и сбрасывают в реку тех, кто стоит на мосту…
Лее показалось, что она сейчас задохнется. Туман стал плотным, вязким и как будто живым. Им, казалось, невозможно даже дышать, он был похож на пар, которым лечат больных красной лихорадкой, накрывая плотным пологом над бадьей и бросая горячие камни в настой из меда, трав и горного бальзама. Лея ощутила, как тело покрылось холодным потом, и рука непроизвольно стиснула кулон. Но он сиял всё ярче, и это сияние просачивалось сквозь пальцы, растекаясь в тумане и делая его светлее. А она смотрела на него в каком-то оцепенении. Ей нужно было просто наклониться к перилам и разжать ладонь, а она не могла даже пошевелиться.
Это странное наваждение разорвал цокот копыт, раздавшийся по мосту, и Лея подумала, что это Коннор вернулся за ней. Но вместо того, чтобы выбросить кулон в воду, она медленно, словно во сне, надела его на шею и спрятала под одеждой.
— Коннор? Это ты? — спросила она дрожащим голосом.
Но это был не её старый слуга.
— Кто здесь? Поберегись, а не то зашибу! — раздался громкий мужской голос.
— Осторожнее, милорд! Куда же мы несёмся! Можно и шею свернуть! — послышался другой голос, чуть тоньше.
Из тумана внезапно вынырнула лошадиная голова, а за ней и всадник целиком. Он приблизился так внезапно, что Лея, увидев его лицо, непроизвольно натянула поводья, чувствуя, как сердце сжимается от накатившего ужаса.
— Ройгард?! — воскликнула она сорвавшимся голосом.
Туман разом распался на сгустки. Они начали разлетаться в стороны, как гонимые ветром утиные перья, и шум реки стал нарастать плавным рокотом.
— Миледи! Осторожнее! — воскликнул мужчина на лошади, пытаясь удержать её от столкновения.
Но было уже поздно. Лея так резко дёрнула поводья, что Лаванда, попятившись к перилам, взвилась на дыбы и, сбросив всадницу прямо в бурлящие поток Суры, с диким ржанием умчалась прочь.
Последнее, что Лея запомнила, прежде чем вода ледяными иглами вонзилась ей в кожу, это удивлённо-испуганное лицо всадника. Лицо, которого она никак не смогла бы увидеть, будучи живой. Лицо Ройгарда Лардо.
И подумалось, что Рут была права насчёт призраков.
Глава 8. Девушка в реке