Око воды
Шрифт:
— Почему? — Лея смутилась от этих слов, опустила ресницы и понюхала цветок, стараясь не смотреть на Дитамара.
— Подумал — вы наверняка смутитесь, и возможно ваши друзья в университете начнут задавать вам вопросы, на которые вы не будете знать, что ответить.
— Наверное, вы правы…
— Вот поэтому я и прихватил только склянку, — усмехнулся Дитамар, и, понизив голос, добавил: — Но розы дождутся вас в карете и… если вы позволите подвезти вас домой… надеюсь, они не увянут, пока мы гуляем здесь.
Лея ещё сильнее смутилась и, указав рукой в сторону дорожки, произнесла сбивчиво:
— Солнце уже
Фонтан представлял собой величественное зрелище. В три человеческих роста, в несколько ярусов, словно огромный свадебный торт, только сделанный из белого мрамора и украшенный статуями девушек с кувшинами на голове, он возвышался посреди зелёной лужайки. Многочисленные струи воды, словно повинуясь невидимой руке дирижёра, то ударяли вверх, перекрещиваясь над центральным шпилем, то опадали совсем, обнажая дно каменной чаши, и казалось, что под этим мрамором неровно бьётся чьё-то могучее сердце.
Медленно роняя на траву алые резные листья, фонтан и лужайку окружали старые клёны. А за ними возвышалось одно из зданий университета, из открытых окон которого доносилась красивая музыка. Звуки виол скользили в предзакатном воздухе, то поднимались выше, то гасли, переплетаясь в одну чарующую мелодию. Им едва слышно вторили пассажи клавесина, и казалось струи воды танцуют в такт этой музыке.
— Удивительно, правда? А ведь раньше здесь был просто ручей… — улыбнулась Лея и подошла поближе к лужайке. — Мы называем его «Музыкальный фонтан». А это, — она указала рукой на здание, откуда доносилась мелодия, — «Дом музыки». Королевский оркестр каждый вечер репетирует здесь перед балом фавориток. Эта мелодия, кстати, называется «Полуночный вальс».
Лея положила книгу и склянку прямо на дорожку, шагнула на траву, раскинула руки и, запрокинув голову, закружилась, подхватив нежную мелодию. А Дитамару показалось, что фонтан словно поймал её настроение. Струи воды взметнулись вверх, ловя в самой верхней точке искры заходящего солнца, и рассыпались бисером разноцветных капель.
И Дитамар снова заметил то самое сияние вокруг волос Леи, которое видел на мосту. Он смотрел на её закрытые глаза, на улыбку и эти раскинутые руки, на розу, зажатую в пальцах, и внезапно понял, что именно так сильно притягивает его в этой девушке. Её вера в лучшее. В какое-то волшебство. В ощущение чуда, которое вот-вот должно произойти. Она может это чувствовать, впитывать радость этого мира, и искренне удивляться его чудесам. Воде, воздуху, свету, этому фонтану… А он это чувство утратил, кажется, навсегда. Но когда он смотрит на Лею, то словно возвращается на восемнадцать лет назад, к себе настоящему, тому, чью душу ещё не уничтожил Зверь. Тому, который умел любить…
Она похожа на весну. А когда весеннее солнца касается старого льда, даже такого из которого состоит его сердце, он начинает таять…
Он не готов к этому… Ему это не нужно! Не сейчас!
Но Дитамар смотрел на её тонкую талию, перехваченную корсажным поясом тёмно-синей юбки, на белую блузку, с неизменным рядом маленьких пуговиц, на толстую косу, из которой выбилось несколько прядок и не мог оторвать взгляда. Скользил им от запрокинутой головы вниз по шее, к кружевному воротничку… И мысли
Проклятье!
Жгучее желание, неконтролируемое и сильное, скрутило всё внутри.
Он идиот! Пора бы признаться себе, что его чувства к этой женщине сильнее него.
Но… он не может вот так просто наброситься на неё с поцелуями, хоть и желает этого почти до боли. Он не может её напугать. И он не должен давать ей надежду на какие-то отношения… Он не должен позволять ей влюбляться в себя… Хотя уже ведь позволил! И теперь наслаждается этим. Тем, как она смотрит на него, как сияет вокруг неё облако радости, когда она его видит…
Но он не должен…
Не должен…
Это пора прекратить…
Дитамар и сам не понял своего порыва. Оглянулся, словно вор, и убедившись, что вокруг никого нет, просто шагнул следом за ней на лужайку. С улыбкой поймав её руку, поднял вверх и повёл Лею по траве в этом странном танце, прямо по ковру из алых листьев. Она тут же приняла игру, закрыла глаза и закружилась, удерживая руку в его пальцах.
— Не уроните меня, милорд Брегат! — рассмеялась она.
— Ни за что, миледи Каталея!
И виолы сразу откликнулись, убыстряя ритм, а вслед им взметнулся фонтан, тоже ускоряя свой пульс. Закатные лучи плавились о витражное окно в башне библиотеки и алые листья шлейфом взлетали от проносящейся по ним юбки Леи.
Этот момент был так прекрасен, что Дитамару захотелось его продлить. Оказаться вдруг где-то далеко-далеко, в Лааре, за стеной горных хребтов, там, где никто не смог бы и им помешать и украсть у него это прекрасное мгновенье. Он кружил её всё быстрее и быстрее…
— Что вы делаете! У меня голова кружится! Я сейчас упаду! — Лея рассмеялась, остановилась, пошатнувшись, и хотела освободиться от руки Дитамара, но он не отпустил.
Поймал её за талию и удержал, притягивая к себе одной рукой.
— Я не дам тебе упасть, — произнёс негромко и, перехватив другую руку Леи, положил себе на плечо. — Танец?
— Здесь?! — она взметнула испуганный взгляд из-под ресниц и задышала часто, но в глазах уже плясали сумасшедшие искры согласия.
— А почему нет? — шепнул Дитамар, склонившись к её уху. — Девушке, которая не боится сразиться со Зверем, не стоит бояться простого танца…
«…с ним…»
Так некстати вспомнились слова Фингара о том, что Лея не знает кто он на самом деле. Он, кажется, совсем запутался в этой двуличности, а с ней он хочет быть собой. Собой настоящим.
И это было слишком.
Ему не нужно этого делать! Не нужно сближаться так сильно… Нельзя, чтобы она узнала правду!
Но остановиться сейчас он был не в силах. И вот уже её другая рука попала в плен его пальцев. Такая тонкая и горячая. Под кожей стучит лихорадочный пульс, и эта лихорадка так заразительна.
— А я и не боюсь, — ответила она просто.
Виолы зазвучали громче, и к ним прибавились другие инструменты. Немного айяаррской магии… и они слились в чарующий вальс, который вряд ли вообще способен сыграть королевский оркестр. Лея даже не догадывается, что сейчас эта музыка звучит уже не из окон здания… Она звучит у неё в голове. Она обволакивает её, лишает воли…