Око времени
Шрифт:
— И все равно меня никто никогда так не любил.
Они снова обнялись и какое-то время молчали. Потом он сказал:
— Знаешь, у них нет имени.
— У кого?
— У зловещих разумов, которые все это придумали. Не Господь, не боги…
— Нет, — сказала она и закрыла глаза. Она чувствовала это даже сейчас, как ветер, дующий из старого, умирающего леса, сухого, шуршащего, наполненного увяданием и распадом. — Они не боги. Они из этой Вселенной. Они родились в ней, как и мы. Но они стары, они ужасно стары — мы даже не можем себе представить
— Они живут слишком долго.
— Наверное.
— Тогда мы их вот как назовем. — Он запрокинул голову, дерзко вздернул подбородок. — Первенцы. И пусть они сгниют в аду.
Чтобы отметить необычный уход Бисезы, Александр приказал устроить пышное торжество. Праздник продолжался три дня и три ночи. Устроили атлетические соревнования, конские скачки, танцы — и даже большую охоту в монгольском стиле. Рассказы об этой охоте произвели на Александра большое впечатление.
В последнюю ночь Бисеза и Джош были гостями на роскошном пиру во дворце у Александра. Сам царь оказал Бисезе честь и присутствовал на пиру, наряженный Амоном, своим богом-отцом. Шлепанцы, бараньи рога, лиловый плащ. Пир получился шумным, пьяным и грубоватым, как вечеринка в каком-нибудь заштатном клубе регбистов. К трем часам ночи бедолага Джош был уже пьян до бесчувствия, и слуги унесли его в одну из дворцовых опочивален.
При свете одной-единственной масляной лампы Бисеза, Абдыкадыр и Кейси сидели рядом в роскошных креслах. В небольшом очаге перед ними горел огонь.
Кейси пил вино из высокого стеклянного кувшина с тонким носиком. Он протянул его Бисезе.
— Попробуй. Вавилонское вино. Лучше македонского пойла. Хочешь?
Бисеза улыбнулась и отказалась.
— Думаю, мне завтра надо быть трезвой.
Кейси проворчал:
— Судя по последним сведениям о Джоше, одному из вас точно надо быть трезвым.
Абдыкадыр сказал:
— Ну, вот мы и сидим здесь, единственные и последние люди из двадцать первого века. Даже не вспомню, когда еще мы оставались втроем.
Кейси буркнул:
— А мы и не оставались ни разу — с того самого дня, как случилась авария.
— Ты так считаешь? — удивилась Бисеза. — Не с того дня, когда мир развалился на части, а с того, как мы потеряли нашу «Пташку»?
Кейси пожал плечами.
— Я профессионал. Я летчик. Я лишился своей машины.
Бисеза кивнула.
— Ты славный парень, Кейси. Дай-ка мне этой гадости.
Она взяла у него кувшин и пригубила вино. Букет был богатый. Вино явно было очень старым, оно даже немного припахивало плесенью. Его сделали из ягод, собранных с виноградника приличного возраста.
Абдыкадыр смотрел на нее сверкающими голубыми глазами.
— Пока Джош не напился до такого состояния, что уже не мог ворочать языком, он со мной разговаривал. Он считает, что ты что-то от него скрываешь — даже теперь — насчет Ока.
— Я не всегда знаю, что ему можно рассказывать, — призналась Бисеза. — Он — человек из девятнадцатого века. Господи, и он такой молодой.
— Молодой,
— Знаю.
— Ну так о чем же, — не отступался Абдыкадыр, — ты не хочешь ему рассказать?
— О самых худших моих подозрениях.
— И что это за подозрения?
— Я думаю о тех фактах, с которыми мы сталкивались начиная со дня номер один. Ребята, наш маленький кусочек Афганистана — и лоскут неба над ним, внутри которого сохранился «Союз», — это все, что проскочило через Разрыв из наших дней. И как бы старательно мы ни искали, мы ничего не обнаружили на планете из эпох, более поздних, чем наша. Нас отобрали последними. Вам это не кажется странным? С какой стати исторический проект продолжительностью в два миллиона лет оборвался на нас?
Абдыкадыр кивнул.
— Понятно. Потому что мы и есть последние. После нас уже отбирать некого. Наш год, наш месяц были последними. Даже день.
— Я предполагаю, — медленно произнесла Бисеза, — что в этот последний день должно случиться что-то ужасное — ужасное для человечества или для планеты. Может быть, поэтому нас не должны волновать парадоксы времени. Вернуться назад и изменить историю… Потому что после нас на Земле не осталось истории, которую можно было изменять.
Абдыкадыр проговорил:
— Возможно, это и есть ответ на вопрос, который пришел мне в голову, когда ты описывала свою теорию разрывов пространства-времени. Наверняка для того, чтобы вот так разорвать пространство-время, нужно колоссальное количество энергии. Не с этим ли столкнулась Земля? — Он развел руками. — Речь о какой-то глобальной катастрофе: о гигантском оттоке энергии, при котором Земля — как снежинка перед жерлом пылающей топки. Энергетический ураган, разрывающий время и пространство…
Кейси зажмурился и хлебнул еще вина.
— Боже мой, Бисеза. Я так и знал, что ты испортишь настроение.
— А может быть, именно из-за этого, в первую очередь, и произошел отбор, — продолжал развивать мысль Абдыкадыр.
Бисеза до этого не додумалась.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну вот, представь: должна сгореть библиотека. Как ты поступишь? Побежишь вдоль стеллажей, будешь хватать все, что сумеешь спасти. Может быть, структура Мира представляет собой упражнение в спасательных работах.
Кейси, не открывая глаз, добавил:
— Угу. Или упражнение в грабеже.
— Что-что?
— Да может быть, эти Первенцы здесь не только для того, чтобы стать свидетелями конца. Может быть, они этот конец и вызвали. Зуб даю, до этого ты тоже не додумалась, Бис.
Абдыкадыр спросил:
— Но почему ты не можешь рассказать об этом Джошу?
— Потому что он полон надежд. И я не могу эти надежды разбить.
Какое-то время они сидели в напряженной задумчивой тишине. А потом стали обсуждать планы на будущее. Абдыкадыр сказал: