Око за око
Шрифт:
«И зачем мне Квинт? — снова подумалось Луцию. — Разве я сам не в состоянии убрать Аттала и состряпать завещание? С той же легацией или под видом купца, кто я, собственно, пока и есть, я доберусь до Сицилии вслед за консульской армией, разыщу дом Тита в Тавромении и вернусь в Рим сенатором, с пятьюдесятью миллионами! Я отлично справлюсь со всем этим сам, без всякой помощи и советов. И тогда я, я — а не родившийся десятью минутами раньше, и потому ставший старшим братом и наследником Квинт, стану сенатором и богатейшим человеком Рима! Я получу право оставить всем своим потомкам на вечные времена свое почетное восковое
В своих мыслях Луций возносился все выше и выше. Видя прочную телегу с колесами, выточенными из одного бревна, без спиц, доверху нагруженную таким грузом, что ее едва тащили за собой четыре огромных вола, он представлял, как будут доставлять ему в Рим товары со всех концов света: статуи из Греции, слоновую кость из Нумидии, золотые поделки из далекой Скифии. И без того громадный его капитал будет множиться не по дням, а по часам.
«Первым делом куплю роскошный дом на Палатине, с фонтанами, мраморным атрием и мозаичными полами, как у городского претора. Потом, став сенатором, придумаю такой законопроект, который сделает меня знаменитым! Какой? Это надо подумать… Затем выставлю свою кандидатуру на должность консула, подкуплю избирателей, стану им и отправлюсь во главе армии на войну. Скажем, с Понтом или Парфией! Вернусь прославленным полководцем. Моей статуей украсят Форум! И я проеду по улицам Рима не в этой жалкой повозке, и даже не в «карпентуме», — думал Луций, — а в запряженной четверкой белоснежных коней триумфальной квадриге! Народ будет встречать меня криками восторга. И Квинт, которому я хлопал во время триумфа Сципиона Эмилиана, сам будет восторженно рукоплескать мне и бросать цветы!»
Увлекшись, Луций поймал себя на том, что отвешивает легкий поклон придорожному миллиарию. Он бросил быстрый взгляд на тихо напевающего возницу и снова откинулся на спинку сиденья.
«А хорошо было бы… — мечтательно вздохнул он. — Туника с широкой пурпурной полосой, двенадцать ликторов, расчищающих перед тобой дорогу и готовых по первому твоему слову бросить кого угодно в Мамертинскую тюрьму или даже убить!.. Но Квинт может обидеться! — снова вспомнил он о брате и помрачнел. — Если он узнает, что я мог заехать за ним и не заехал, то не простит меня, даже если я стану консулом. Это же Квинт! Что же делать?.. И потом я ведь надеялся, что только он может уничтожить все эти сомнения. А почему только он? У меня что, у самого нет ума?
Однако на ум ничего не шло.
«О боги, вразумите меня, подскажите выход!» — взмолился, наконец, Луций. Но боги тоже ничего не подсказывали, и тогда он стал срывать свое зло на других.
— Опять ты ползешь, как беременная муха! — набросился он на возницу. Обернулся и погрозил кулаком рабам: — А вы почему плететесь сзади? Сколько можно приказывать быть всегда впереди, чтобы предостеречь господина от опасности! Или не видите, что впереди толпа?
Нахлестывая плетками коней, рабы рванулись вперед и вскоре остановились. Повозка едва не налетела на них.
— Кто такие? — нахмурился Луций, видя перед собой грязных, одетых в лохмотья людей, загородивших дорогу: — Разогнать!
Рабы обнажили оружие, но не успели воспользоваться им. Незнакомцы окружили их и ухватили коней за поводья.
— Разбойники? — побледнел Луций. — Беглые рабы?!
— Нет, господин! — покачал головой возница. Хорошо знакомый со здешними порядками, он
— Как же их теперь отогнать?
— Подай им несколько ассов, и они сами отстанут от нас!
— Подай нам на жизнь! — нестройно подтвердили едва прикрытые рубищем нищие. — Слышишь, толстосумый римлянин, подай, а не то…
— Нате, подавитесь!
Луций швырнул на дорогу пригоршню медных монет.
Нищие, получив милостыню, лениво побрели к холму, посылая римлянину воздушные поцелуи.
— Несчастная Италия! — качая головой, проводил их взглядом Луций и подумал, что как только он станет консулом, то первым делом прекратит это безобразие на дорогах. Виданное ли дело — нищие крестьяне распустились до того, что останавливают знатных квиритов, да еще и угрожают им!
— А вот и Капуя! — громко сообщил возница, кивая на показавшиеся вдали стены города и его храмы. — От нее до италийского порта Тарент — всего пять дней пути. Если, конечно, путешественники едут в Малую Азию через Грецию! А те чудаки, что решают добираться туда через Македонию, тратят целых восемь дней до другого нашего порта — Брундизия!
Задумавшись над словами возницы, Луций даже не заметил, как они въехали в Капую. Как и во всех крупных городах Италии, гостиницы здесь располагались вблизи городских ворот.
— Вон в той гостинице «Под мечом» можно найти отличных лошадей, — показал возница на вывеску с двумя перекрещенными мечами. — А в этой «У орла», — Луций увидел нарисованного над дверью двухэтажного здания орла с грозно поднятыми крыльями, — самый лучший ночлег в Капуе!
Привыкший к тому, что нанявший его римлянин постоянно спешит, заставляя гнать лошадей, день и ночь, возница уже направил коней к вывеске с мечами, но Луций толчком в спину остановил его.
— Давай туда, где лучший ночлег! — к радости возницы, приказал он. — Мне нужно как следует выспаться сегодняшней ночью.
«И — подумать…» — продолжая бороться с самим собой, добавил он про себя.
От обильной выпивки, предложенной хозяином гостиницы «У орла», Луций решительно отказался. Он ограничился двумя кружками напитка из виноградного сока, подслащенного медом. Горбоносый хозяин, сутулый и настороженный — сам похожий на горную птицу, услужливо провел его на второй этаж и распахнул дверь своей лучшей комнаты для постояльцев. Луций увидел перед собой небольшую клетушку с грубым ложем, столиком и свечой.
— Ах, да! — вдруг воскликнул хозяин гостиницы. Сбегал куда–то и принес ночной горшок. Поставил его на полку ложа. — Приятных сновидений! А может, еще вина? Или каких–нибудь развлечений?
— Оставь меня! — отмахнулся Луций, и хозяин, притворяя дверь, пробормотал:
— Как будет тебе угодно, Гней Лициний! Только бы никто не обвинил меня потом в том, что я плохо встретил римского посланника, имеющего легацию, которую подписал сам городской претор!
«Так что же теперь делать? — оставшись один, принялся ходить из угла в угол Луций. — Одна сенаторская туника, а больше нам, конечно, не дадут, будет узка для нас с Квинтом. К тому же ее скорее дадут ему, не запятнавшему свою римскую честь торговлей, чем мне. Да и пятьдесят миллионов сестерциев — тоже не шутка!»