Око за око
Шрифт:
— Санитар! — завопил Остолоп.
Он чувствовал, что кричит, точно теленок, которого клеймят, но ничего не мог с собой поделать.
К нему подполз Дракула Сабо. Увидев, в какое место лейтенант ранен, Дракула принялся хохотать.
— Извините, лейтенант, — сказал он, немного успокоившись. — Просто я подумал, что мой поцелуй не был бы таким болезненным.
— Я звал санитара, а не Ви Кей Филдса [22] , — проворчал Остолоп. — У тебя есть бинт? — Сабо кивнул. —
22
Один из ведущих американских комиков 30-х годов.
— Конечно. Приподнимитесь немного, я спущу ваши брюки, а то мне не добраться до раны.
Когда Остолоп повиновался, Дракула ловко перебинтовал его — он явно делал это не в первый раз.
— На вид ничего страшного, сэр. Не царапина, конечно, но ранение сквозное, к тому же кость не задета. Вам нужно тихо посидеть и подождать санитаров. Я думаю, с вами все будет в порядке.
— Тихо посидеть? — Остолоп закатил глаза. — Я не собираюсь никуда отсюда уходить, но и сидеть у меня нет ни малейшего желания.
— Да я уж понял, — ответил Дракула и слегка похлопал Остолопа по плечу. — Будьте осторожны. Удачи вам. — И Сабо побежал вперед, догонять остальных.
Прошло всего несколько мгновений, и Дэниелс из командира взвода — правой руки Бога — превратился в отходы войны.
— Санитар! — снова крикнул он.
Остолоп мог привлечь к себе ящеров, но решил рискнуть. Ящеры никогда не добивали раненых и вели себя более благородно, чем немцы и американцы во время предыдущей войны.
— Куда тебя ранили, солдат? — Человек с красным крестом на рукаве был черным.
Впрочем, сейчас Остолопа не смутило бы, даже если бы он оказался зеленым.
— Прямо в задницу, — ответил он.
— Ясно. — У чернокожего санитара был белый напарник. Остолоп заметил это, но промолчал, хотя вести переговоры продолжал негр. — Мы поставим носилки рядом с тобой, а ты ложись на живот, договорились?
— Договорились. — Остолоп сделал, как ему велели. — Англичане называли такое ранение билетом на родину: слишком серьезное, чтобы сражаться дальше, но недостаточно опасное для жизни. Их отправляли в Англию, и для них война заканчивалась. А я… — Он покачал головой.
Негр сочувственно кивнул.
— Боюсь, вы правы, лейтенант. Вас починят и отправят обратно. — Он повернулся к своему белому напарнику. — Давай, Джимми. Отнесем его на медицинский пункт.
— Хорошо, док. — Джимми взялся за свой конец носилок.
— Док? — переспросил Остолоп. Теперь понятно, почему с ним разговаривал чернокожий парень. — Врач? — Лишь невероятным усилием воли он удержался, чтобы не добавить «парень». — Вы?
— Верно. — Негр не смотрел на Дэниелса. В первый раз в его голосе появилось напряжение. — Вас это беспокоит, Алабама? Если я недостаточно белый, чтобы позаботиться о вас, оставайтесь здесь, — сказал он совершенно
— Я с Миссисипи, — автоматически поправил его Остолоп. Потом сообразил, что не ответил на вопрос. — И уже довольно давно оттуда уехал. Если ты американец настолько, что готов починить мою задницу, то я американец настолько, чтобы сказать тебе спасибо.
Он ждал ответа; Остолопу приходилось встречать образованных негров, у которых ненависти было не меньше, чем у белых расистов.
Несколько шагов доктор ничего не отвечал, а потом кивнул.
— Ладно, Миссисипи. Звучит честно.
«Так-то лучше, — подумал Дэниелс. — И ты не услышишь от меня ничего другого».
Однако он ничего не сказал вслух. Цветной врач делал свою работу. Учитывая положение, в котором оказался Остолоп, на большее он и не мог рассчитывать.
Перед медицинским пунктом, большим четырехугольным кирпичным зданием, расположенным неподалеку от озера Мичиган, развевался большой флаг с красным крестом. Еще несколько флагов находилось на крыше.
— Эй, Миссисипи, знаете, что находилось в этом здании до войны?
— Нет, но вы ведь все равно мне сейчас расскажете, — ответил Остолоп.
— Точно, — кивнул негр. — Вас мало что тревожит, не так ли? Здесь был — да и сейчас остается — Центр Авраама Линкольна.
— Еще один проклятый янки, — проворчал Дэниелс с таким невозмутимым видом, что цветной врач не удержался и бросил на него внимательный взгляд, после чего рассмеялся. — Док, я сражаюсь уже во второй войне, а между ними, лет сто, работал менеджером бейсбольной команды. Так что умники, даже если они врачи, меня не слишком тревожат. А вот то, что мне прострелили задницу, беспокоит довольно сильно.
— Вижу, день у вас безнадежно испорчен, сэр, — заявил Джимми, напарник черного врача.
Мимо них в сторону фронта пробежал взвод пехоты. Примерно половину отряда составляли мрачные ветераны вроде Остолопа, а остальные — совсем молоденькие парни. Некоторые с испугом смотрели на раненого. Остолопу было все равно. Когда он в первый раз увидел раненых во Франции, он вел себя точно так же. Война отвратительна, и с этим ничего не поделаешь.
Однако ему совсем не понравилось то, что каждый четвертый солдат был черным. Как и любое учреждение, достойное уважения, армия всегда гордилась сегрегацией. Белые и черные солдаты в одном взводе беспокоили Остолопа не меньше, чем игроки с разным цветом кожи в одной команде.
Доктор больше не бросал на Остолопа внимательных взглядов, он прекрасно понимал, о чем думает Дэниелс.
— Когда сражаешься за свободу, ты становишься свободнее.
Остолоп ничего не ответил.
Док и Джимми внесли его внутрь здания. Остолоп наморщил нос — воняло здесь отвратительно.
— Ранение серьезное? — спросил кто-то.
— Не слишком, — ответил док. — Нужно сделать укол от столбняка, если у нас остался антитоксин, а потом наложить швы. С ним все будет в порядке.