Околдованные любовью

Куксон Кэтрин

Джон улыбнулся во весь рот, встал в позу: одна нога впереди, руки за спину, и принялся декламировать, заикаясь почти на каждом слове.

Мэтью, Марк, Люк Д… Джон, Все помогайте м… мне сесть на осла. Будет л… лягаться — тяните за хвост, Кучу наложит — несите ведро.

Снова все покатились со смеху, и Джон вместе с ними. Он опустился на четвереньки и пытался

встать на голову. Остальные дети катались от смеха.

— Они этому не здесь научились, — прикрывая рот, всхлипывала от смеха Кети, глядя на Тилли, — а у одного садовника в имении бабушки. И это не все. Он, должно быть, родом из этих мест, потому что они знают еще стишок «Когда я был мальчишкой», ну, ты тоже его знаешь: «Когда я был мальчишкой, у бабушки я жил».

— Не может быть! — Тилли прикусила губу. — Но это еще ничего по сравнению с «Мэтью, Марком», — под нос себе пробормотала она. — Мне за этот стишок в свое время уши надрали. Тихо! Послушайте меня! — отвернувшись от Кети, обратилась она к детям, которые сразу же окружили ее. — Я отведу вас к отцу, если вы пообещаете, что уйдете сразу, как я только скажу, — говорила она, по очереди глядя на них. — Потому что бабушка поднимется к отцу сразу же, как только закончит ужинать. Обещаете?

— Да, Троттер, обещаем.

— Наденьте халаты! — крикнула Тилли вдогонку ринувшимся из комнаты детям. — Он… хозяин услышал их хохот, — сказала она Кети — они обе смотрели друг на друга, закрывая руками рты.

— Внизу все так слышно?

— Не всегда, только сильный шум.

— Нам надо будет вести себя потише… Так хорошо, когда в доме ребята, правда?

— Да, Кети, очень хорошо. Но должна сказать, что они стали совсем другими. Когда я в первый раз их увидела, это были настоящие бесенята, особенно Мэтью.

— Да, — улыбка на лице Кети погасла. — Мистер Мэтью немного заносчивый, хочет, чтобы все было, как он говорит, ему бы только командовать.

— Ну, это еще цветочки. Тебе лягушку в постель не подкладывали и кашу по столу не размазывали.

— А тебе они такое устраивали?

— И не только это.

Вернулись дети и громким шепотом заторопили:

— Пойдем, Троттер, пойдем.

Взяв Джона и Джесси за руки, она выбежала с ними из комнаты, но у лестницы остановилась и предупредила:

— Идем дальше тихо, на цыпочках. Если бабушка услышит шум, будут неприятности.

Они согласно кивнули и крадучись спустились вниз, пошли по коридору, но, оказавшись в комнате отца, радостно бросились к нему, болтая наперебой.

— Я позвал вас не веселиться, — с притворной суровостью заговорил Марк, стараясь немного утихомирить их. — Мне хочется знать, почему вы так шумели, что не давали мне ужинать?

Дети переглядывались и, хихикая, подталкивали друг друга.

— Это Джон, папа, — начал объяснять Люк. — Он рассказывал о нас смешной стишок.

— Господи! — безмолвно простонала Тилли. Как она могла забыть предупредить

детей, чтобы они не рассказывали стишок отцу.

Снова Мэтью стал подзадоривать младшего брата.

— Давай, Джон, расскажи для папы.

Джон отнекиваться не стал. Но на этот раз взрывов смеха после его выступления не последовало; они следили за выражением лица отца: он смотрел на них, вытаращив глаза, поджав губы, нос его слегка подергивался. Тилли не могла определить, рассердился он или нет.

— Кети? — спросил хозяин, глядя на нее поверх детских голов.

— Нет, сэр, нет, они не здесь этому научились, — Тилли видела теперь, что он недоволен.

Лицо его стало кривиться от сдерживаемого смеха, и дети бросились к нему, но он осадил их пыл:

— Только попробуйте рассмеяться, сразу же отправитесь наверх. Не забывайте, что внизу столовая, а кто там сейчас?

— Бабушка, — ответил дружный хор.

— Верно, бабушка.

Марк посмотрел на младшего сына. Лицо Джона сияло: он гордился тем, что развеселил всех. Но грубый стишок звучал еще смешнее из-за того, что Джон заикался. Марк не мог не отметить, что со времени отъезда сын стал заикаться значительно сильнее.

— Папа, а он еще знает песенку про бабушку.

— Про бабушку?

— Да, папа, — захихикали дети.

— Мы все ее знаем, папа, — сказал Люк, — но у Джона получается лучше. Давай, Джон, спой «Когда я был мальчишкой…».

Джона не надо было долго упрашивать. Снова став в позу, он, почти не заикаясь, затянул развеселый мотив, сияя радостной улыбкой:

Когда я был мальчишкой, у бабушки я жил. Она меня не лупила, чтоб я умнее был. Но вот теперь я вырос, и если захочу, То от души бабулю свою поколочу.

Джон торопливо допел последнюю строчку. И Марк, не в силах сдерживаться, зажал рот рукой и откинулся на подушки. Слезы выступили у него на глазах от едва сдерживаемого смеха. Дети повалились на него, тоже давясь от хохота.

— Кто вас научил этим стишкам, ваша няня? — отодвигая их от себя, поинтересовался Марк.

— Нет, папа, это Бригвелл, один из садовников.

— Старик Бригвелл?

— Да, папа, — дружно закивали дети.

— Ну ему это простительно. Но вот если услышит бабушка, плохо будет.

— Но она не узнает, — заверил его Люк. — Мы поем только в конюшне. Верно, Мэтью?

Марк посмотрел на него. Светлые волосы Мэтью уже не завивались локонами. С трудом верилось, что мальчику всего двенадцать: выглядел он значительно старше.

— Папа, хочешь, мы споем эту песенку для тебя все вместе? Когда мы поем ее хором, выходит очень весело.

— Да, я не прочь послушать вас, — покусывая губы, согласился Марк, но… — он предостерегающе погрозил пальцем, — помните, кто внизу.