Окольные пути любви

Миллер Дейзи

Почувствовав, что задел за больное, Кен посмотрел на Лизу виновато и тяжело вздохнул.

— Извини, ляпнул не подумав.

Она пожала плечами.

— Все в порядке. И перестань извиняться — тебе это не идет. Лучше расскажи, как съездил в Техас.

Кен демонстративно развел руками.

— Нет, в этом городе жить невозможно. Все обо всех все знают. — Он покачал головой. — Но поездка классная.

Заведение, в которое Кен привел Лизу, носило не слишком оригинальное имя «Серебряная подкова» и пользовалось в городе немалой популярностью. Знатоки утверждали, что здесь готовят самые лучшие в штате стейки.

Заведение процветало, и получить свободное место, тем более в такой час, когда перекусить сбегались десятки

служащих из ближайших контор, было практически невозможно. Кену, однако, стоило лишь обменяться несколькими словами с хозяином, как их без задержки провели к уютному столику в самом углу, отгороженному от других чахлой пальмой в облезлой кадке.

Оставив спутницу в одиночестве, Кен прорубился через шумную толпу у стойки и вскоре благополучно вернулся с подносом, на котором стояли высокие пластиковые стаканы со свежим апельсиновым соком.

Над заказом думали недолго. Кен взял именно стейк, Лиза же, следуя недавно установившейся традиции — а по утверждению Кена, став жертвой агрессивной рекламы, — заказала суши-макидзуси, или крученые суши, приготовленные в форме цилиндра с помощью бамбукового коврика макису. Заворачивают макидзуси в лист сухих водорослей, нории, или в тонкий омлет. Увлекшись некоторое время назад японской кухней, она регулярно покупала все необходимые для суши ингредиенты — рис, листья альгина и бамбука, соевый соус, васаби, креветки, кожу и филе лосося и даже тобико, икру летучей рыбы, — но все попытки приготовить что-то, отвечающее даже ее собственным, далеко не изысканным, эстетическим и гастрономическим вкусам, неизменно заканчивались фиаско.

Когда официантка поставила на стол тарелки — одну с четырьмя сиротливыми цилиндриками суши и другую с сочным стейком из мраморной говядины, вьетнамским лимонным соусом, фасолью и картофельными чипсами, — Лиза поймала себя на том, что завидует Кену. Ей ничего не оставалось, как только покачать удивленно головой и развести руками, признавая очевидный талант коллеги…

Кену определенно нравилась эта женщина, нравилось, как она держится, как ест, как смеется, как выглядит. Он даже попытался представить, что занимается с ней любовью: ее длинные, обвивающие его ноги, ее полные и тугие груди, сладкой тяжестью спелых плодов лежащие на его ладонях, пряди ее разметавшихся по подушке каштановых волос… Он уже чувствовал вкус ее губ, слышал срывающийся с них стон наслаждения…

Вообще-то Кену больше нравились блондинки, но ради Лиз он вполне мог бы изменить принципу. Женщина с такой фигурой — мечта каждого мужчины. Взгляд его снова и снова останавливался на вырезе блузки, в котором мелькала покрытая темно-золотистым загаром нежная кожа. Низкие переливы ее голоса заставляли сердце биться в бешеном ритме. В зеленых глазах мелькали таинственные огоньки. И при этом Лиза вела себя абсолютно естественно, словно и не сознавала истинной ценности того, чем обладала и что с такой непосредственностью выставляла на его обозрение. Когда он положил на стол деньги, чтобы расплатиться, Лиза накрыла его руку своей. Пальцы у нее были прохладные, но Кена как будто обожгло, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать всколыхнувшихся чувств.

— В следующий раз угощаю я, — предупредила Лиза.

— Только, ради бога, не этой сырой рыбой и мерзкой травой, ладно?

Офис Роджера Кэлхауна располагался в том же, что и суд, здании, только этажом выше. Заглянув после ланча в редакцию, Лиза предупредила секретаршу шефа, что ее не будет до пяти, и отправилась на встречу с сестрой. Кейт работала в самом крупном в городе торговом центре, где за два года поднялась по карьерной лестнице от продавщицы в парфюмерно-косметическом отделе до заместителя управляющего. После смерти родителей она с головой ушла в работу, рано уезжала из дому и поздно возвращалась. Несчастье странным образом развело сестер, как будто необходимость

держаться вместе вдруг отпала, и каждая пыталась справиться с горем в одиночку. Поначалу они по привычке встречались утром за завтраком, а вечером за ужином, но беззаботного и веселого, как раньше, общения не получалось, разговор не складывался, возникавшие то и дело паузы затягивались, превращаясь в долгое, гнетущее молчание. Каждая как будто считала себя в чем-то виноватой, попытки поддержать друг дружку либо заканчивались слезами, либо натыкались на стену сдержанности. Обе упрекали себя в том, что уделяли родителям мало внимания, что слишком много времени тратили на себя и в результате пропустили, недоглядели, недодали. Вероятно, чтобы избежать возможных стычек, Кейт стала уезжать на работу раньше, а Лиза по той же причине возвращаться позже, так что виделись сестры только мельком, а иногда и совсем не виделись на протяжении нескольких дней кряду.

Путь от редакции к многоэтажному офисному зданию, где сосредоточилась городская бюрократия, занял у Лизы не больше пятнадцати минут. Подойдя ближе, она заметила на парковке серую «хонду» сестры. До назначенного Кэлхауном времени оставалось еще около четверти часа. Войдя в вестибюль, Лиза замедлила шаг и огляделась.

— Лиз, я здесь! — окликнула ее Кейт, сидевшая в углу, на том самом диванчике, где утром сидел Кэлхаун.

Хотя разница в возрасте у сестер и не превышала двух лет, посторонний наблюдатель нашел бы в них очень мало общего. Кейт была блондинкой с бледной, боящейся загара кожей, тонкими, с серебристым отливом волосами, ясными, как горные озера, голубыми глазами, стройная, изящная, элегантная. Она вполне могла стать лицом какой-нибудь косметической фирмы или рекламировать меховую одежду. В школе за ней закрепилось прозвище — Снежная королева.

— Привет, ты давно здесь? — Лиза устало опустилась на диван.

— Нет, минут пять как приехала. Мистер Кэлхаун сейчас занят, так что не будем беспокоить его раньше времени.

— Хорошо. — Лиза машинально раскрыла сумочку, но тут же ее закрыла. Курить она начала сразу после смерти отца и втянулась так быстро, что сама испугалась и твердо решила покончить с вредным пристрастием. Борьба с привычкой шла нешуточная, и, хотя воля пока побеждала, Лиза то и дело ловила себя на том, что тянется за пачкой, которую носила раньше в сумочке. — Ты потом на работу?

Кейт слегка замялась перед ответом.

— Наверно, нет. Вернон пригласил пообедать, а потом мы собирались сходить в кино.

Вернон Спаркс работал в том же торговом центре, что и Кейт, и, насколько знала Лиза, с самого начала обратил на сестру особое внимание. Несколько раз он бывал в их доме, познакомился с родителями и сумел им понравиться. Роман развивался вполне традиционно, но потом, когда на семью обрушились несчастья, дело застопорилось — похоже, по желанию самой Кейт. И вот теперь отношения, по-видимому, возобновились. Причину неуверенности сестры Лиза понимала: Кейт считала, что, устраивая личную жизнь, как бы предает память о родителях. Глупо, конечно. И отец, и мать наверняка сказали бы Кейт именно это, но Лиза уже научилась держать свое мнение при себе и воздерживаться от советов. Пусть все идет своим чередом.

— Что за фильм?

Кейт наморщила лоб. Память у нее отличалась удивительной избирательностью: сохраняя всю деловую информацию, она безжалостно избавлялась от того, что считала «мусором». Кейт могла, не заглядывая в бумажку, перечислить содержимое каталога едва ли не любой косметической фирмы, но не помнила автора только что прочитанной книги.

— Не скажу. Что-то из сериала о Джеймсе Бонде. Верной никак не выйдет из детства. Знаешь, у него в спальне… — Она осеклась, поймав себя на том, что сболтнула лишнее, но сумела справиться с замешательством и закончить предложение: — Все еще висит постер с… ну, с тем парнем, боксером… у него итальянская фамилия…