Окончательный выбор
Шрифт:
— Сейчас, — шептал он, — сейчас все пройдет, это хорошая энергия…
Откуда он это знал?
Но все действительно прошло.
Они стояли вдвоем посреди поляны. Недавно здесь была голая рыжая почва. Сейчас трава доходила Инге до груди, а Питеру до пояса. Трава была ярко-зеленой, и лес тоже был ярко-зеленым, даже стволы вековых деревьев выглядели зелеными, и горы, поднимавшиеся за лесом, зеленели, как кузнечики, хотя Питер и знал, что зелеными на склонах были немногочисленные островки, а больше всего там было огромных коричневых валунов и скал, тоже коричневых, а на вершинах
Он опустил девушку на примятую траву, поцеловал в губы и сказал:
— Мы никогда не расстанемся.
— Я это всегда знала, — улыбнулась Инга.
— И я тоже, — сказал Фасси, возникший рядом, будто из пустоты.
— Где ты был? — строго спросил Питер. — Неужели гонял мышей?
— Здесь не водятся мыши, — сообщил Фасси.
— Здесь? — переспросил Питер. — Где это — здесь?
— В мире, — сказал пес, не умея объяснить то, что он чувствовал.
— А где… — начал было Питер, но прикусил губу. Его не интересовало, куда исчез Питер. Ушел, и Господь с ним. А то, что нужно, он и сам знал.
Он это знал всегда. Вот только… Питеру стало страшно,
— Инга, — прошептал он, — кто я?
— Ты? — девушка провела ладонью по его щеке, коснулась уха, затылка, притянула к себе его голову и поцеловала в губы. — Ты Питер, — сказала она. — Мой Питер. Только мой.
— Да, — сказал он нетерпеливо, — я Питер, но какой из двух?
— Ты единственный, — улыбнулась Инга. — Разве тебя может быть двое?
— Нас было двое! — воскликнул Питер. — Один я и другой…
Он запнулся, пытаясь объяснить отличие между собой и тем, кто недавно был здесь.
— И другой тоже я, — упавшим голосом закончил Питер.
— Значит, я выбрала правильно, — сказала Инга.
— Ты всегда выбираешь правильно, — льстиво пролаял Фасси, мало понявший в том, что здесь происходило, но готовый защитить хозяйку от любой опасности.
— Почему все такое зеленое? — спросил Питер и, не закончив фразы, понял, что ошибся: трава оставалась зеленой, хотя и выглядела пожухлой, а коричневые деревья раскорячились, чтобы не уронить огромные раскидистые кроны, горные склоны за лесом были пятнистыми и самая высокая вершина сверкала снежной белизной.
— Что-то было с моими глазами, — пожаловался Питер, понимая, что не только глаза его подвели, но и все органы чувств, да и с памятью его тоже что-то случилось: он не помнил многих эпизодов из своего детства, тех, что недавно доставляли ему удовольствие, например, как он с отцом однажды… Не вспоминалось, зато он знал теперь такое, что ему в голову не могло прийти, такое, что меняло его представления о собственном будущем, и о будущем Инги, и даже о будущем той планеты, на которой он сейчас находился.
Разве это не Земля?
— Пойдем, — сказал он девушке, — нам нужно найти место и построить дом. Крепкий дом, чтобы его не повалила буря.
Он знал, что для этого ему не понадобятся ни топор, ни молоток, ни гвозди. Нужно только желание. Решение. Выбор. Питер умел выбирать.
— Они позволили нам так жить, — сказал
— Я так и представляла себе счастье, — сказала Инга, когда Питер уселся в глубокое кресло перед камином, в котором ярко пылали дрова. Она придвинула ближе к огню маленькую скамеечку и села у ног Питера, а Фасси улегся рядом, положив голову на лапы и поглядывая на хозяина блестевшими в полумраке глазами. — Мы в сказке, и она скоро кончится? Дом рассыплется и станет песком, дрова пустят корни и превратятся в деревья, а мы с тобой… Что будет с нами, Питер?
— Боюсь, что ничего, — сказал он, протягивая к огню руки. — И это самое ужасное:
Фасси тихонько тявкнул, выражая свое согласие с мнением хозяина, а Инга, покачав головой, переспросила с недоумением:
— Ужасно?
— Прожить всю жизнь в глуши, в замечательном доме, не испытывая ни голода, ни жажды, без диких зверей, которые могли бы нам докучать и на которых мы могли бы охотиться, без посевов, потому что здесь растут только никому не нужные травы, без…
Он замолчал, потому что не хотел произносить вслух слово, пришедшее на ум. Инга услышала.
— Без любви, — повторила она. — Почему? Я люблю тебя, и этого никто не отнимет.
— Да? — сказал Питер. — Безмятежная жизнь убивает любовь так же верно, как долгая разлука. Настанет день, когда ты посмотришь на меня и не увидишь того Питера, за которым пошла на край света. Настанет день, когда мне нечего будет сказать тебе, и мы замолчим… надолго? Я не знаю даже, сколько лет жизни они нам подарили — может, тысячу или миллион, а может, мы будем жить, пока светят звезды…
— Они? Кто?
— Не знаю. Есть вопросы, которые нам не позволили задать. И ответы, которых мы никогда не узнаем.
— Ты говоришь, как… — Инга запнулась, и Питер закончил фразу:
— …как тот Питер, который был здесь недавно. Может, я это он и есть. А может, нет. Это выбор в самом себе, который я не в силах сделать.
— Ты не знаешь…
— Я знаю и то, чего не знал раньше, — перебил ее Питер. — Я шел в Долину, потому что думал: здесь станция связи с Другими. Люди теряют разум, я не знаю, почему это происходит, не думаю, что виновата Сверхновая, просто так совпало. И за этим печальным процессом наблюдают те, кто ждал встречи разумов, контакта цивилизаций, а вместо этого… Им должно быть важно спасти хотя бы немногих, тех, кто сохранил сознательную волю. Они не могут быть безразличны! Я искал… Мы. Ты и я. Мы пришли. А оказалось, что здесь клетка.