Оковы для ари
Шрифт:
— Согласна. Поэтому я и не собиралась ничего никому рассказывать.
— Но наш долг всё же предупредить вас, Ваша Лучезарность, — произнёс советник с таким видом, словно не поверил ни единому моему слову.
— Что ж, вы выполнили свой долг и теперь с чистой совестью можете возвращаться к делам государства. Не смею больше задерживать и отнимать у вас, господа, бесценное время, — попрощалась максимально вежливо, намекая, что магам не стоит задерживаться.
Перед тем как уйти, старейшины поклонились. Но поклонились с таким видом, словно этим действием оказывали мне величайшее одолжение, а изображать тут реверансы
Все как-то дружно позабыли, что режиссёром и постановщиком всего случившегося выступала морканта, а я была подневольной актрисой. Куклой на шарнирах, которую при помощи шантажа дёргали за ниточки.
От старейшин и узнала, что вечером состоится скромный сабантуйчик для придворных. Человек на сто — не больше. Меня настоятельно попросили выглядеть и вести себя надлежаще статусу Лучезарности, после чего наконец удалились с высоко поднятыми головами.
Остаток дня провела за общением с фрейлинами и подготовке к пиршеству. Ближе к вечеру «топ-модели» сменили наряды на более яркие, затканные экзотическими птицами и райскими цветами, богато расшитые серебром и жемчугом. Головные уборы, как и платья, тоже сверкали. Но ярче всего сияли глаза девушек. Для каждой это был первый бал при дворе императора. Первая возможность себя показать и на других посмотреть. Заценить благородных эрролов, не обременённых узами брака, и наметить для себя потенциальных кандидатов в избранники.
В сопровождении разряженной свиты я отправилась в Аметистовую залу, получившую такое название из-за старинных гобеленов, на которых были вытканы лавандовые поля под закатным небом, и витражей, в узорах которых преобладали сиреневые и фиолетовые оттенки.
Этот зал был меньше тронного, но ничуть не уступал ему в роскоши. Длинный стол расположился между двумя рядами колонн, подпиравших стрельчатые своды. Кованые люстры пламенели зажжёнными свечами, и над тяжёлыми канделябрами пугливо трепетали язычки пламени, выхватывая из вечернего полумрака многочисленные яства, дразнящие своими видом и запахами.
Моё появление придворные встречали стоя. В тишине, нарушаемой редким шёпотом. Я шла под аккомпанемент из стука собственных каблуков. Руки, сжимавшие ткань платья, дрожали и покрывались испариной. Весь вечер и добрую половину ночи провести бок о бок с Герхильдом и при этом оставаться пай-девочкой — испытание не для слабонервных. А у меня нервы в последние время как раз-таки очень… слабые. Как растянувшиеся струны гитары, на которых так любит играть Скальде.
К моему облегчению, очень быстро вниманием собравшихся завладели фрейлины. Дамы встречали императорский «шлейф» откровенно завистливыми взглядами. Мужчины — тоже откровенными. Но только без зависти. Я так и чувствовала, как по залу разливаются флюиды восхищения, восторга, вожделения. Каждому неженатому эрролу (да и женатым ловеласам) не терпелось поближе познакомиться с красавицами.
Тальден сидел в своей излюбленной позе — вальяжно развалившись в кресле с бокальчиком чего-то крепкого. В расстёгнутом тёмном камзоле, открывавшим кипенно-белую рубашку. Герхильд мазнул по мне коротким взглядом, словно художник по холсту кисточкой провёл. Но, видимо, чем-то этот «холст» ему не понравился, раз он оперативно переключился
И даже когда я опустилась рядом с тальденом в глубокое кресло, он продолжал бесцеремонно изучать рассевшихся по правую от меня руку прелестниц.
— Смотрите, слюной не захлебнитесь, Ваше Великолепие, — почувствовав укол ревности, не то прошептала, не то прошипела, подавшись к благоверному.
Знаю, знаю, должна была совладать с собой, стиснуть зубы и смолчать. Но рядом со Скальде было сложно держать в узде эмоции, замуровывать в лёд чувства.
— Не захлебнулся бы, если бы жена не глотала первое, что ей предложат, рискуя собственным здоровьем. Только чтобы со мной не встречаться.
Ой. Кажется, Хордис попался. И я вместе с ним.
Лихорадочно оглядела Аметистовую залу, а обнаружив среди застольщиков душку-мага, улыбающегося и пышущего здоровьем, облегчённо выдохнула.
А потом вдохнула, на свою голову, и чуть не подавилась воздухом. Когда заметила взгляд, каким Его Бесцеремонность награждал нежную блондинку Эйвион.
Зачесались руки схватить первое попавшееся блюдо — да вон хотя бы жаркое из чего-то там в глиняном горшочке — и увенчать этим горшочком голову Герхильда. А глаза залепить кружочками моркови, чтобы перекрыть визуальный доступ к кудрявой болонке.
— Значит, вон она какая, месть за то, что не хочу становиться инкубатором для твоего наследника?
— Если под инкубатором подразумевается та, которая выносит моего ребёнка, то ты в любом случае им станешь, — самоуверенно пообещали мне на ухо.
Я как раз смотрела на молочного поросёнка с запечённым яблоком в пасти и мечтала заткнуть им рот Его Хамству. Яблоком.
Но можно и поросёнком, чего уж там.
Тальден подал знак, и придворные принялись звенеть кубками, дружно греметь столовыми приборами под звуки виол и лютен. Ужин начался бодро. Зазвучали тосты, полились вина, зал наполнился смехом и весёлыми возгласами.
Веселились все, кроме будущей императрицы.
Ну и Ледяного. Но он, в принципе, веселиться не умеет. А улыбался в последний раз — искренне, заразительно — кажется, на нашем свидании в Рассветном королевстве. А потом были посещение Храма Весны и источник Юны. В который я, испугавшись, так и не заглянула. И вот теперь пожинала плоды своей трусости.
— Вы, кажется, из Тервильского княжества, эсселин…? — закончив шептаться с седобородым магом, снова переключился на фрейлину Скальде.
Я подавилась вином и лишь неимоверным усилием подавила в себе желание плеснуть тем, что осталось, в Герхильда.
— Эйвион Алаур, Ваше Великолепие, — смущённо представилась девушка.
Тальден откинулся на спинку кресла, не прерывая зрительного контакта с моей подопечной. Которая и так постоянно краснела, по поводу и без. А от внимания Ледяного и вовсе приобрела свекольный оттенок. Потупилась смущённо, но не без кокетства. А после… томно улыбнулась своей тарелке.
Я же постаралась сосредоточиться на собственной посуде и даже, делая заинтересованный вид, стала прислушиваться к эрролу Корсену, который с жаром доказывал коллеге-старейшине, что состязания на Алом турнире уже давно пора разнообразить новыми необычными испытаниями. И непременно разрешить зрителям делать ставки. Мол, азарт только подогреет интерес к этому долгожданному мероприятию.