Оковы для ари
Шрифт:
— Что, жаждем разделаться с кузеном? — обманчиво мягко улыбнулась женщина, белокурую голову которой венчала шипастая корона, словно осколки льда, перепачканные чёрной смолою.
Сотканные из тьмы одежды струились по стройной фигуре Древней, с последней их встречи показавшейся Игрэйту ещё более совершенной. Прекрасной и пугающей одновременно.
Богиня крепла изо дня в день, насыщаясь жертвами, которые тайно приносил ей Хентебесир. И вот теперь она готова поделиться с ним своей силой, превратить его в самого могущественного дракона Адальфивы.
Мельвезейн
Древняя обошла Игрэйта по кругу, всматриваясь в напряжённые черты мужчины, изучая его будто окаменевшую высокую фигуру. Вслушиваясь в быстрые и такие громкие удары сердца. Богиня упивалась страхом тальдена, но ещё больше ей нравился вкус его ненависти. Горечь этого чувства, испытываемого к Скальде Герхильду, казалась ей слаще нектара. Именно она, а ещё неистощимая зависть князя принесут ей победу.
Тёмная королева встала перед тальденом, острыми ноготками, как будто отлитыми из стали, очертила абрис лица мага и прошептала, подаваясь к нему, губами касаясь побелевших от страха губ:
— Один поцелуй, мой милый, и сильнее тебя не будет смертного в этом мире. Ты станешь богом среди себе подобных. Всесильным, непобедимым драконом. Настоящим правителем, которого заслуживает Север. Так пей же, вбирай мою силу! Я с радостью поделюсь ею с тобою, Игрэйт Хентебесир!
И он пил, хмелея от мощи, что в него вливалась. Отравляла всё его естество самым желанным ядом. Никогда прежде Игрэйт не ощущал в себе такого огня. Мощного, яростного, всесокрушающего. Он бушевал в драконе, бушевал в каждой клетке его тела. Плясал над поляной, слизывая с земли яркие краски природы, стирая жизнь, взамен оставляя пепелище.
Игрэйт пил, пьянея и дурея от вкуса губ своей повелительницы, и представлял, как уже скоро будет терзать поцелуями совсем другие губы. Самые желанные и такие сладкие. Будет ранить их до крови, вырывая из шлюхи Ледяного стоны боли.
— Довольно! — Мельвезейн отстранилась, провела по губам пальцами, стирая с них кровь дракона. В поцелуе она, на миг забывшись, укусила Огненного, но он этого даже не заметил.
Игрэйт стоял, широко распахнув руки, наслаждаясь бегущей по венам мощью. Совершенно пьяный от силы, которую прежде ему испытывать не доводилось. Никому из смертных.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты умер от переизбытка магии, милый.
— О нет, я — не умру, — тальден блаженно жмурился, подставляя лицо крупным каплям дождя, отчаянно сражавшегося с объявшей поляну стихией огня. — Но очень скоро кто-то другой умрёт. Слышишь, Мельвезейн? Даю тебе слово, я вырву сердце из груди Ледяного! Оно станет моим первым подарком для моей рабыни.
В мысли князя снова незаметно прокралась иномирянка, которая Мельвезейн совершенно не интересовала.
— Таким ты мне нравишься гораздо больше, Огненный, — любуясь мужчиной, в котором теперь чувствовались стержень и сила, промурлыкала богиня. — Мой герой. Мой воин.
Тучи рассеивались, стихал дождь, и солнце вновь пыталось пробиться сквозь истончившуюся грозовую пелену, чтобы осветить выжженную дотла, почерневшую, мёртвую землю. Над поляной больше не ярилось пламя, а то, что было заключено в огненном маге, наоборот, продолжало крепнуть и разгораться.
Превращение в дракона, всегда доставлявшее Игрэйту столько боли, на этот раз прошло незаметно. Оттолкнувшись от земли, зверь взметнулся в небо, наслаждаясь новыми для него ощущениями.
Провожаемый нежным, певучим голосом Древней:
— Принеси мне победу, мой дракон. Убей Ледяного — за ним падут остальные. И тогда я и мои дети снова будем править этим миром. Навсегда воцаримся в Адальфиве.
Никогда бы не подумала, что квест под названием «Остаться наедине с мужем» окажется настолько трудновыполнимым. С утра пораньше Его Великолепие, как того требовали традиции, отправился на ристалище уделять внимание своим подданным, сражающимся за звание «Рыцарь года». А если учесть, что вместо медали или какого-нибудь там кубка победителю был обещан аж целый замок, в количестве одна штука, и несколько акров (или в чём они её здесь измеряют) земли, то желающих посражаться друг с другом и пообщаться с моим благоверным нашлось немало.
На турнире мы вроде как были вместе. Вроде как, потому что возле Скальде постоянно вертелись старейшины, и я чувствовала себя лишней на этом празднике жизни. То один маг склонится к Ледяному, чтобы шепнуть ему что-то, не забыв при этом насадить меня на свой острый взгляд, как на шпажку кусочек сыра (судя по всё тому же взгляду — явно заплесневелого); то другой начнёт что-то негромко втолковывать будущему правителю. А потом ещё и третий с четвёртым подключатся. Ну прямо массовое словесное недержание.
Единственное, чем я успела обменяться с мужем за всё время турнира, — так это улыбкой и разделить на двоих до безобразие короткое мгновенье, когда моя рука оказалась в руке Герхильда.
В периоды, когда Скальде не отвлекался на советников, он целиком и полностью сосредотачивался на сражениях. Честно говоря, кубку с ользанским за несколько часов, что мы провели на ристалище, Его Великолепие уделил больше внимания, чем своей ари.
А ари тем временем изнывала от беспокойства и всё пыталась среди разряженных придворных отыскать Хильдебальда и Ариэллу или хотя бы родителей девушки. Но Талвринов на турнире не было.
После того как последняя пара рыцарей от души помяла друг другу латы булавами с жуткого вида шипами, герольд объявил о завершении второго дня турнира. После чего горожанам было предложено возвращаться в Малахитовый Дол дегустировать халявные вина, реки которых продолжали разливаться по улицам города. Знать же зазывали на тусовку, что должна была состояться в Лашфоре.
Когда зрители на трибунах пришли в движение, поднимаясь и собираясь как можно скорее начать выполнять намеченную герольдом программу, я только и успела, что сказать: