Окоянов

Дивеевский Дмитрий

Армией займусь я сам. Хорошо, что хоть здесь имеется группа блестящих специалистов, которых надо только правильно расставить по местам. Ты меня понял?

– Чего же здесь не понять, Лев Давыдовыч, дорогой. Только где столько людей взять? Мы маленький народ.

– О каком народе ты говоришь? Чем дальше, тем больше я начинаю замечать, что в ЦК появляются группировки по национальному признаку. Более того, евреи уже проталкивают евреев в наркоматы только потому, что они евреи, будь это даже кретины. Если это исходит от тебя, то ты потерял способность здраво оценивать обстановку. Заруби себе на носу, Лев: никаких национальных фракций, никакого еврейского засилья в аппарате. Это погибель! Только политическая работа со всеми

единомышленниками, только интернационализм могут проложить себе дорогу в сегодняшней ситуации. Поэтому, относительно ЧК надо дать указание по нашей линии, чтобы подыскивали честных, надежных, интеллигентных людей из числа русских. Настоящих, убежденных интернационалистов, которые в трудную минуту смогут встать на нашу сторону. Таких товарищей надо поднимать, поощрять, холить и лелеять. Для нас русский троцкист в сто раз дороже, чем еврейский. Такие люди, я убежден, в чрезвычайке есть, и немало. Только сразу тебя хочу предостеречь: на Украине эту работу проводить не следует. Сам знаешь почему. Сконцентрируйтесь по районам, где живут преимущественно русские и малые народы: от Поволжья в Сибирь и в направлении ДВР.

– Я понимаю, Лев Давыдович. Но как ни крути, наши задачи будут для них новы и непонятны. Ведь речь идет об уходе от позиции большинства. А сегодня этот уход готовится известной тебе группой революционеров. Как бы не прогореть на таком привлечении новых членов. До скандала недалеко.

– Что-то, Лева, я тебя не пойму. Я тебе о Фоме, а ты мне о ком? Нет никакой группы. Нет! Есть люди из разных отрядов партии, объединяющиеся вокруг идеи перманентной революции. Если хочешь – инженеры революционного процесса, а не заговорщики, как Ленин. Он революцию не делал, он только схватил эту жар-птицу за хвост. А мы будем ее делать во всем мире, с учетом уже имеющегося опыта.

Если ты хочешь стать серьезным политиком, забудь эти бредни, которые распространяют черносотенцы. Ни марксисты, ни евреи и ни рабочий класс не являются авторами русской революции. Все они – ее попутчики. Не надо принижать мозги русского народа. Он свою революцию сам сделал. Если бы ты прилежно читал русскую литературу, ты бы понял, что в прошлом веке российская интеллигенция, в которой марксистов и евреев было по пальцам пересчитать, уже подготовила империю к перевороту. Она разъяснила народу, что виновником всех его бед является царизм. И что выход можно найти только в ликвидации самодержавия. Нам надо за это в ножки поклониться писателям-демократам. Ведь только благодаря им русские люди поверили в исключительность своего страдания. И если бы не они, то и российские бунты никогда не поднялись бы до революции. Хотя, если быть точным, шла и в литературе идейная борьба за русского человека. Тогда столкнулось два течения творческой мысли.

С одной стороны – Гоголь и Достоевский – сильные таланты, звавшие народ к смирению перед Богом. К религиозному самоограничению. На наше счастье, Россия по этому пути не пошла, потому что их заглушили певцы чувственной практики вроде Гончарова, Тургенева, Чернышевского. Хотя надо честно признать, что философской мощи в них совсем нет. Видимо, оттого, что стали атеистами не в итоге глубоких размышлений, а в подражание Европе. В результате запутались в собственных подштанниках. Читать «Отцы и дети» просто смешно. Постыдно инфантилен и Чернышевский.

А вот Лев Толстой – это действительно мощь. Гений! Сначала завоевал всенародное признание своими романами. Стал непоколебимым авторитетом. Книги, и вправду, потрясающие. А потом, завладев умами читающей публики, повел дело к отрицанию Христа. Умно, красиво. Попы его за это предали анафеме! Ну и дураки. Он от этого только популярнее стал, потому что церковь уже свои позиции в умах людей потеряла.

Вот эти силы и привели народ к разрушению. Что ты на меня так смотришь, славянофила во мне узрел? Нет, Лева, я, конечно, не славянофил. Но надо смотреть

правде в глаза. Причина русской революции заключается, во-первых, в разорительной войне, а во-вторых, в том, что русскому человеку вложили в голову идею свержения царизма его учителя. Они же лишили его религиозных тормозов. Вот он и встал на дыбы по сумме этих слагаемых. И только на третье место мы поставим нашу с тобой героическую подпольную деятельность. Что, разве не так? Разве большевики не оседлали кобылу революции только на ее завершающем этапе? Впрочем, и мы с тобой тоже в последний момент перепрыгнули в их обоз. Почему я об этом так распространяюсь? Потому что, если мы решили устроить мировой пожар, то без услуг писательской братии нам не обойтись. Она первая предаст любой режим и загадит мозги его апологетам.

А теперь о главном. Лева, дорогой, пойми! Ленинский контроль над Россией очень зыбок. Хозяйственные дела у нас не получаются. Грядет большой голод. Придется применять жестокие репрессии. В том числе и внутри партии. Если к этому времени образуется какая-нибудь группа или фракция Троцкого – то это начало конца. Все грехи на нас спишут, в том числе и за засуху и за потоп. Именно поэтому мы должны вести широкую политическую работу, быть интернационалистами. Никакой групповщины, ты хорошо меня понимаешь?

17

Недолго длилось Ольгино счастье. И полгода не прошло, как Антон резко охладел к ней. После его очередного возвращения из командировки, она, как обычно, вошла в кабинет, по-хозяйски повернула ключ в двери, улыбнулась ему и стала молча раздеваться. Однако такой любвеобильный и быстро воспламеняющийся Антон, в этот раз неподвижно сидел за столом и, опустив глаза, протирал бархоткой пенсне.

Ольгино сердце сразу защемило тревогой. Ее охватило предчувствие чего-то плохого. Застегнув блузку, девушка присела на край стола, положила руки на плечи Седову и спросила:

– Случилось что? Вижу, случилось. Не томи.

– Случилось, Оля. Мы больше продолжать наши отношения не будем.

У нее закружилась голова, внутри что-то взорвалось и рассыпалось горячими искрами. Чувство отчаянного протеста овладело ей.

– Что ты говоришь, – еле сдерживая себя, прошептала она, – что ты? Ведь у нас же все прекрасно, у нас все хорошо, мы друг друга любим. Ты, просто, наверное, заболел, голубчик, что ты?

– Прости меня, Оля, я перед тобою виноват. Виноват, совести у меня нет. Но не могу тебя обманывать. Я скоро сюда свою семью привезу. Нам кончать надо.

– Ты женат, – взвизгнула она истеричным голосом, – ты женат и молчал! Я тебе всю себя отдала, а ты как животное… мной пользовался и молчал, – девушка громко разрыдалась, не стесняясь того, что ее могут услышать. Потом внезапно замолкла. Какая-то мысль пришла ей в голову:

– Зачем ты врешь? Ты не можешь быть женат. Я бы обязательно об этом знала, все бы знали. Ты врешь, врешь, ты просто хочешь от меня избавиться. Я тебе надоела. Ты подлец!

Антон понимал, что сейчас бесполезно рассказывать историю своего «сватовства наоборот» к Ксюше. Ольга не была в состоянии слушать разумные речи. Он просто решил вытерпеть до конца, когда у нее пройдет припадок истерики, и только потом попытаться объяснить происшедшее.

Однако, Ольга неожиданно быстро прекратила плакать, деловито и аккуратно вытерла слезы носовым платком и, не глядя на Седова, вышла из кабинета. Это несколько озадачило Антона, хотя в глубине души он был искренне рад, что конфликт разрешается довольно легко.

Ольга досидела за машинкой до конца рабочего дня, ничем не выдавая своего состояния.

Собираясь домой, она достала из глубины ящика кулечек с настоящим чаем, полученный ею при последней выдаче пайка, положила его в сумку и направилась в переулок, где жила известная самогонщица Наталья Савкина. Здесь Ольга выменяла чай на четвертную бутылку самогона и стограммовый кусочек сала.