Окраина. Дилогия
Шрифт:
Андрей повернулся, взялся рукой за ручку двери и замер. На стене появилась одна из плашек: «Киномеханик II категории Феофанов А. С.».
Нет, нужно будет утром в госпиталь ехать. Определенно побочное действие таблеток. Ничего страшного, рассосется.
Андрей ввалился в администраторскую. Сел на крепкий металлический стул. На столе лежала пара шариковых ручек по 35 копеек, журнал сдачи смен, стоял серый, видавший виды телефон. Андрей жалобно посмотрел в окно – по Бирлюковской, игнорируя разделительную, пронесся «БМВ». Там XXI век, здесь 80е годы прошлого. На стене из фанерного ящичка торчит «Книга жалоб и предложений». Андрей неуверенно извлек книгу. Нет здесь ни жалоб, ни предложений. Девственно чиста строгая
Нет, галлюцинации исключительно в вашем воспаленном мозгу, гражданин Феофанов. Самому на себя кляузничать не положено. Так даже в советские времена не поступали. Лучше побыстрее перестаньте ностальгировать. Ишь, накатило.
Понятное дело, понервничал, былое вспомнил, а тут еще действие таблеток критическую массу набрало. Работа мозга покатилась по ложной колее. Пройдет. Сам выдумываешь, сам и перестанешь. Пожалуй, стоит водички выпить, раз уж кофеварка временно сгинула.
Наливать из чайника Андрей не рискнул. Машинально взял чашку и поплелся в туалет. Память услужливо формировала новуюстарую реальность. Стеклянная дверь. За ней фойе малого зала. Глупо – разве можно напиться воображаемой воды? С другой стороны, раз дверь ты толкаешь с усилием, то почему же и не попить водицы? Мокрой. Мозг и не такие фокусы выкидывать может.
Андрей взвыл. Галлюцинация или нет, но соприкосновение со стулом оказалось крайне болезненным. И какой идиот его в темноте на проходе оставил?! Вполголоса матерясь, Андрей поглаживал колени, на этот раз оба. Еще хорошо, что основной ушиб пришелся на здоровую конечность.
Воды Андрей попил – холодная, в меру хлорированная. В туалете было чисто, но пахло не очень – память охотно вернула естественные советские запахи. Андрей глянул в зеркало. Взрослый мужчина, солидный, даром что моложе своих лет выглядит. Еще ничего, если к бледности и складкам у рта не приглядываться. И на тебе – крыша у мужичка поехала.
Скрипнула, приоткрываясь, дверца дальней кабинки. Выглядывал оттуда ктото.
Андрей с чувством сплюнул в раковину. Нет уж, бред в квадрате, – это перебор. Идите вы в задницу со своими скрипами.
Оставив чашку на раковине, поковылял к двери. Фойе. Темное пространство, разделенное широким прямоугольником буфета. Столики, на них громоздятся перевернутые стулья. Тускло поблескивает автомат «Фанты». Да, теперь таких не делают. Модель, поставленная к Олимпиаде 80го: емкости с едким концентратом, баллоны газа, пластиковые кишки, соединяющие части сей адской машины. Верх достижений технической мысли капитализма. Андрей, удивляясь себе, сел на стойку, осторожно перенес ноги и оказался по другую сторону прилавка. Из ящика торчали горлышки пивных бутылок. На крышках отштампована дата – число двенадцатое, месяц не разберешь – то ли шесть, то ли восемь. Ну, отмечать год изготовления в те спокойные времена еще не додумались. Андрей приподнял салфетку, полюбовался на бутерброды. Ломтики сыра норовили свернуться в трубочки. Как положено – второй свежести продукт, но резали его явно не четверть века назад.
Что происходит? Иллюзия полная – можно пальцем потыкать, можно понюхать. Пахнет так себе. Бывают черствые иллюзии?
Старый «Боспор» замер. Не шевелились черные листья фикусов у лестницы, не булькала вода в автомате. Не имелось в старом мире ни сквозняков, ни работающих кондиционеров. Лишь по огромным стеклам скользили отблески фар. Там, за стенами, продолжал жить иной ночной мир. Огромный город, с сотнями сортов пива, с избытком автомобилей и думских депутатов, с полуузаконенной проституцией и круглосуточными супермаркетами.
Совсем больной товарищ. Про раздвоение личности Андрей слышал. Бывает раздвоение мироощущения? Вроде не слыхал, но издания по популярной психиатрии
Как странно вернуться в свой старый дом. Андрей прошел через второй этаж. Двери в большой зал были распахнуты, там царила тьма – огромный куб черной пустоты, и невидимый экран. Ад сгинувших навсегда фильмов.
Андрей машинально поднялся на третий этаж. Замок двери в аппаратный комплекс оказался открыт. Было очень грустно. Сколько раз снился этот коридор. Место первой работы, коридор в юность, в эпоху смешной уверенности в завтрашнем дне, веры в неизбежность победы коммунизма над загнивающим и все никак не загниющим Западом. Да, глупостями была заполнена юная башка Андрея Сергеевича. Но ведь легко было жить. Хотя и не очень весело.
Изумление ушло. Думать и бояться уже не хотелось. Жизнь прошла, думай не думай, никогда больше не зажжется здесь свет, не донесутся отдаленные вздохи и нетерпеливый ропот тысячного зала, не раздастся звонок к началу сеанса. Нет огромного зала, нет коридора. И семнадцать лет тебе тоже никогда больше не будет.
Аппаратная. Стены в черном, до потолка, кафеле. Пара ободранных красных кресел, стол с растрепанными журналами смен и техобслуживания. Проекторы. О, еще древние КП30. Серые монстры с покатыми слоновьими спинами. Еще угольные, немодифицированные. Это потом в них впихнут ксеноновые лампы. А пока электрическая дуга – запас хода на двадцать минут экранного времени.
Фонарь проектора послушно открылся. Полусфера зеркального отражателя, запах угля и многократно прокаленного металла. Отрицательный уголь почти целый – они горят медленнее. Положительный уголь нужно менять. Андрей вынул из планетарки прожженный огрызок, бросил в металлический бак. Знакомо громыхнула жесть. В эту секунду Андрея схватили за капюшон свитера, горло коротко ожгло болью.
– Шумный парень, – сладко промурлыкали в ухо.
Андрей замер, слегка разведя руки. Сталь у горла была острее некуда – порезанная у кадыка кожа даже не болела, а горела, словно паяльником ожгли. В том, что к его спине прижимается женщина, Андрей не сомневался. Кроме мурлыканья и ясного ощущения сильного, стройного тела, был еще запах горячего пота – жаркий, терпкий и крепкий. Не то чтобы неприятный. Скорее, наоборот. Запах пота, раскаленного солнцем песка, сыромятной кожи и ружейной смазки. Чувствуя, как катится за ворот струйка крови, Андрей подумал: пусть режет. Только сразу. Смерть, пахнущая молодой, здоровой бабой, не так уж и плоха.
– Страшно, красавчик?
– Еще как. Доделывай враз, – прошептал Андрей. – Сейчас обделаюсь – обоим будет гадостно.
– Не надейся. Быстро это не заканчивается, – ответили от двери – там стоял крепкий мужчина в коричневой кожаной куртке. – Мадмуазель ограничена в развлечениях, а пытки – вещь захватывающая.
– Барышню случайно не ХешКе зовут? – выдавил Андрей.
– Браво! Какая память, – мужчина белозубо ухмыльнулся. – Полагаешь, девушке льстит, что ее помнят лишь выжившие из ума недоумки?
– Недоумкам из ума выживать трудновато, – начал Андрей, но тут баба, до сих пор непристойноинтимно прижимавшаяся к его спине, чуть отстранилась, зато с такой силой ухватила пленника между ног, что Андрей ахнул и замычал. Согнуться мешало лезвие ножа под подбородком, но боль в мошонке была столь сильной, что Андрей, дергаясь, порезал шею еще раз.
– Ну, весельчак, откуда начнем? Сверху или снизу? – бархатный голос обладательницы скиннербаффало [4]можно было бы назвать чарующим, если бы не ненависть, сочащаяся в каждом звуке. Впрочем, Андрею было не до оттенков – боль такая, что глаза вылезали из орбит. Смуглая женская рука начала неторопливое вращательное движение. Андрей низко закричал, уже не думая о ноже, двумя руками уцепился за обвитое нитями разноцветных бусин запястье мучительницы.