Окровавленная красота

Филдс Элла

— Я продержался. Обучение было оплачено полностью благодаря любезности моего дяди. Когда мне надоело ходить пешком, я научился водить мамину машину и добирался на ней до ближайшей автобусной остановки, где садился на попутку в город. Но моя идеальная посещаемость начала снижаться после одиннадцатого класса. Однажды еды и денег стало не хватать, а моя форма стала слишком тесной.

Возник образ того высокого, долговязого мальчика в лесу.

— Когда я увидела тебя в лесу…

Нежная улыбка осветила его глаза.

—

Я охотился. — Увидев, как я нахмурилась, Томас рассмеялся. — Не выгляди такой несчастной. Люди делают это постоянно. И моя активность, вызванная детской скукой, окупилась.

— В каком смысле?

Он потер переносицу.

— Не знаю, хочешь ли ты это услышать…

— Расскажи мне.

Он вздохнул.

— Когда у меня начали заканчиваться деньги, примерно за четыре месяца до того, как мой дядя появился в последний раз, я научился делать нечто большее, чем просто охотиться. Я освежевал и выпотрашивал кроликов и оленей, ловил рыбу в ручье и обходился старыми консервами, которые нашел в подвале.

Мой желудок скрутило, и я поднесла руку к Томасу.

Томас схватил меня за нее, нежно обхватив пальцами запястье.

— Можно сказать, что моя способность проливать кровь родилась от скуки, но также и из необходимости выжить. Ни одна из причин не изменилась.

Пришло понимание. Оно оказалось достаточным для сопереживания и осознания, через что он прошел.

— Так вот почему.

Томас отпустил мое запястье, плюхаясь на кровать. Это было так по-детски, так непохоже на него, что мне пришлось сдержаться не произнести его имя, чтобы просто убедиться, — это точно он?

— Голубка, если бы у каждого было оправдание тому, кем он стал, причина винить в своем никчемном существовании или ужасных ситуациях, мир был бы еще более несчастным. — Он облизал губы, затем пристально посмотрел на меня. — Посмотри на себя. Тебя похитил предполагаемый монстр, твое сердце разбил твой предполагаемый жених, ты узнала, что на самом деле случилось с твоей предполагаемой идеальной матерью, и все же только сегодня я увидел твою улыбку и услышал твой смех. Я видел, что ты цветешь, несмотря на все произошедшее с тобой. — Он позволил этим словам впитаться в меня. — Как ты думаешь, почему?

Зная, что он хотел от меня услышать, я облизнула губы, плененная его глубоким голосом и завораживающим голубым взглядом. Красота этого мужчины была запятнана кровью, но она все еще существовала, все ближе и ближе безжалостно притягивая меня.

Томас ответил за меня с понимающей улыбкой:

— Потому что ты так решила.

Мне удалось рассеять возникшую призрачную дымку.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, но это не всегда так просто.

Он пожал плечами.

— Возможно. Но разве это не так?

Я рассмеялась.

— Теперь ты просто сбиваешь меня с толку.

Томас тоже засмеялся, и его смех можно было сравнить с тягучей карамелью.

—

Возможно, мне следовало сказать «мне это нравится», потому что бесчувственная часть меня дает уверенность в том, что мне больше никогда не придется есть просроченные консервы?

— Мне нравятся обе твои части, — сказала я.

Мы перестали улыбаться и в одно мгновение смотрели друг на друга, не отрываясь. Томас, казалось, потерялся в прошлом, а я — в настоящем.

Плюхнувшись на кровать, я заморгала, разглядывая лепнину в виде короны и люстру на потолке.

— Целых пять лет никто не знал, что ты живешь один?

— Деньги могут заставить людей заткнуться, и я потратил достаточно, чтобы меня оставили в покое.

— Невероятно. — Я подвинулась, опираясь о локоть, чтобы посмотреть ему в лицо. — Все эти годы ты прятался в этом замке. Как какой-то давно потерянный темный принц.

Он фыркнул.

— Вряд ли, Голубка.

— Ты столько всего упустил, — сказала я. Даже если он учился в старшей школе, его жизнь была далека от жизни его сверстников.

— Например, что?

— Ну, а ты ходил на вечеринки? Выпускной? — Я сделала паузу, прежде чем задать свой следующий вопрос: — У тебя когда-нибудь была девушка?

— Даже до смерти моих родителей я был не из тех, кто любил много общаться, и у меня было всего несколько друзей, которые мирились с моими эксцентричными выходками. Моим единственным спасением было членство в составе команды по плаванию, и это сдерживало большинство издевательств сверстников по отношению ко мне из-за моих частых походов в библиотеку.

Он посмотрел на меня, заметив, что я все еще жду продолжения.

— Да, у меня было несколько подружек. Команда по плаванию, помнишь? — Он приподнял густую бровь. — Но отношения с ними никогда не длились долго. У меня ни разу не доходило до нормального свидания или совместного проведения ночи.

— Тогда как же ты… — Жар прилил к моим щекам.

— В выпускном классе я встречался с девушкой, с которой у меня был секс — она же была второй и последней. Мы занимались сексом около трех раз. Дважды в раздевалке, один раз на заднем сиденье ее машины. До нее была та, с которой я лишился девственности, и, по сути, мы пошли разными путями.

— А как насчет после нее? — я едва не пропищала от нахлынувшего к низу моего живота жара, и почувствовала себя снова шестнадцатилетней от того, как Томас свободно произнес слово «секс».

Он покачал головой.

— Когда ты живешь на задворках общества, нормальность касается тебя ровно настолько, насколько ты ей позволяешь. — Он посмотрел на меня холодным взглядом. — И, как я уже сказал, мне надоело позволять.

Не в силах понять, что у мужчины, который мог обжигающе целовать и благоговейно прикасаться, отчего кровь застывала в жилах, много лет не было секса, я выпалила: