Окровавленная красота
Шрифт:
— Ты уверена, что готова к этому? — Он тяжело выдохнул. — Потому что я не уверен, что готов.
Все также улыбаясь, я выглянула из открытой двери своей спальни.
— Думаю, я была готова к нему уже давно, но мне просто было необходимо получить жизненный урок.
Папа рассмеялся.
— А этот парень, он друг Коры?
Подойдя к подоконнику, я раздвинула занавески. Серебристая луна освещала верхушки деревьев, и я могла представить своего отца в двухэтажном фермерском доме по другую сторону этих деревьев,
— Нет, конечно.
Папа зевнул.
— Что ж, я молю бога, чтобы у этого парня было больше манер и уважения, это все, что я могу сказать. — Он проворчал что-то о Майло себе под нос, затем вздохнул. — Но ты знаешь…
— Что, по твоему мнению, любой мужчина для меня недостаточно хорош. — Я рассмеялась. — Я знаю.
В его голосе слышалась улыбка, когда он сказал:
— Ты всегда была слишком милой для обычного Джо. Когда ты возвращаешься домой?
Зная правду о романе мамы, я хотела пробежать через лес и сжать его в объятиях. Но необходимость уважать его желания пересилила мое желание, как бы больно это ни было.
— Я не знаю, — призналась я. — Но я позвоню тебе, как только разберусь со всем.
— Обязательно. И приведи сюда этого нового парня. Мне нужен предлог, чтобы снова отполировать свои пистолеты.
Смеясь, я сказала:
— Люблю тебя, папочка. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Джемми.
Я повесила трубку, затем уставилась на заставку на телефоне Томаса. Это была фотография Лу-Лу, сделанная ранее в этом году. Она была одета львом для недели книг, крошечные ушки находились поверх повязки на голове, а на щеках были нарисованы бакенбарды.
Пытаясь вспомнить номер своей сестры, я на мгновение задумалась о том, что еще найду в его телефоне. Покачав головой, я не придала своим мыслям особого значения, и снова прижала телефон к уху. Томас все равно не стал бы хранить ничего компрометирующего.
— Алло? — прозвучал растерянный голос моей сестры.
— Привет, это я.
Она, казалось, проверила номер.
— Ты купила новый телефон?
Я позвонила на домашний телефон, чтобы поговорить с папой, и поэтому он не смог увидеть, откуда я звоню. Но я не подумала об этом, разговаривая с сестрой, и внутренне пнула себя.
— Нет, он заряжается. Я остановилась у подруги и воспользовалась ее смартфоном.
— Ты остановилась у подруги.
— Угу, — перевела я разговор в другое русло. — Как дела? Как мальчики?
— Они маленькие говнюки, но хорошие. У какой подруги ты остановилась?
Дерьмо.
— Кора, из школы.
— Я не помню никакой Коры.
Двойное дерьмо.
— Она пришла после того, как ты уже окончила школу.
Я крепко зажмурилась, пока Хоуп не сказала:
— Тогда ладно.
— Э-э, ходим по магазинам и все такое. В основном просто тусуемся.
Она захохотала.
— Прекрати нести чушь, Джемайма. Ты почти никогда не разговариваешь со своими старыми друзьями и ходишь по магазинам только тогда, когда тебе нужны вещи или книги. Где ты и зачем лжешь?
Что сказать, что сказать, что сказать.
Я решила быть настолько честной, насколько это возможно.
— Помнишь того парня, о котором я тебе рассказывала?
— Тот странный?
Я нахмурилась.
— Он не… — Затем громко выдохнула. — Хорошо, да. Он.
Я стала ждать, пока она сама сложит пазл, давая себе небольшую передышку.
— Так ты с ним?
— Да.
— И почему ты никому не сказала? Чувствовала, что еще слишком рано? Или боялась, что все снова разрушится?
— Вроде того, но это еще не все. — Я облизнула губы, опускаясь на кресло, стоящее у окна. — У тебя найдется время для длинного рассказа?
— Позволь мне налить себе бокал вина.
Когда она оказалась готова меня выслушать, я рассказала ей все. Все, кроме того, что Томас забрал меня с собой, и чем он зарабатывал на жизнь.
Оправившись от шока, она спросила:
— По какому делу он вел расследование?
— Не знаю, он не сказал, — солгала я.
— Наверное, нельзя разглашать. И все же, что за гребаный мудак.
Улыбнувшись, я согласилась с ней. Затем рассказала ей о том, что случилось с мамой, как это коснулось родителей Томаса, и взяла с нее обещание не рассказывать об этом папе.
— Да, — сказала она после паузы, чтобы переварить услышанное. — Лучше, чтобы он не знал о нашей осведомленности. Очевидно, он скрывал это от нас для нашего же блага и для его.
Я погрызла ноготь на большом пальце.
— Как ты думаешь, она бы нас бросила?
Хоуп промолчала на протяжении минуты.
— Я бы хотела сказать, что нет, но когда ты любишь кого-то, то совершаешь какое-то безумное дерьмо, — съязвила она. — Например, позволяешь своему парню притворяться, что у него отношения с другим человеком ради работы, или лжешь своей семье, чтобы спрятаться в замке в лесу на несколько недель.
Я рассмеялась, наслаждаясь тем, что напоминание о Майло больше не причиняло боли.
— Серьезно. — Она рассмеялась. — Твоя жизнь. — Затем она понизила голос: — Так это что, всего лишь один гигантский трах-фест?
— У него есть дочь, и нет, мы… узнавали друг друга получше.
— О, точно, — промурлыкала она. — Немного странно, что ты с сыном мужчины, которого мама любила, но не могла быть вместе. Немного извращенно. — Она глотнула вина. — Мне это нравится.
— Ты не расстроена? — спросила я с оттенком недоверия.