Окситоциновая цивилизация
Шрифт:
– ухудшает память и способность к обучению (при напряжённом эмоциональном фоне), вызывает характерные стремление спокойно систематизировать факты, с целью создания собственной непротиворечивой картины мира и отвращение к рекламе как к средству эмоционального разрушения такой картины [De Oliveira et al., 2007];
– слабое антидиуретическое и сосудосуживающее действие (родственный вазопрессин действует сильнее) [Окситоцин…, 2012].
И что же? Как мы видим, большая часть этих поведенческих реакций как раз и является характерной «визитной карточкой» коммунарского общества. Смелость — до отмороженности; гипертрофированный альтруизм; готовность убивать «морально чуждых» и при этом общая фоновая доброта; особо положительное отношение к детям — как своим, так и чужим. Болезненное неприятие лжи, я думаю, следует из чрезмерной
Итак, коллеги. Повторяю предварительный вывод. Коммунарское общество — это результат искусственного отбора людей по параметру «чувствительности» нейронов к окситоцину. Это биохимическая сущность их общества, это их сила, и раз мы уж это нащупали, теперь это легко может оказаться и их слабостью.
Владимир Борисович закончил доклад и снял очки, более ни одним движением не проявляя своего внутреннего волнения. Спокойное дыхание, расслабленное лицо, спокойные руки с неторопливыми пальцами. И только невидимые коллегам пальцы ног втайне бешено сжимались-разжимались, принимая на себя всю тяжесть релаксации возбуждённой нервной системы.
«Серый Полковник» усмехнулся уголком рта, заметив явную неоконченность доклада:
— Браво, майор! Объявляю совещание закрытым. Владимир, зайдите ко мне в кабинет.
В кабинете Полковник сразу же потребовал от подчинённого закончить мысль:
— Я понимаю Вашу увлечённость объектом исследования, поэтому, по нашей с Вами традиции, давайте договаривайте, какие Вы там ещё глобальные выводы сделали про комми.
— Без проблем, господин полковник. Да вы, наверное, и сами уже догадываетесь. Вот, глядите, — существуют два тренда в развитии цивилизации. Цефализация (основной тренд биологической эволюции) имеет аналог в социальной эволюции — это стремление сообществ увеличить свои способности к прогнозированию. Эта способность зависит от количества (объёма и «свежести») и качества (возможность быстрого поиска, структурирования и связывания) информации. Эдакая «цефализация обществ». Это — первый тренд. Второй — «альтруизация» человечества, которая, вполне возможно, связана с «окситоцинизацией». А в обществе «комми» эти два тренда соединяются. Упомянутое мною в докладе не самое популярное решение «проблемы халявщика» (глобальная открытость личной информации) соединяется с «цефализацией общества». Доступность всех возможных данных, их надёжность и удобство обработки способствует как улучшению всяческих прогнозов (первый тренд), так и элегантному решению миллиардолетней «проблемы халявщика» (второй тренд). И, слившись в один поток, эти два направления усиливают и ускоряют друг друга. Получается такой как бы автокаталитический процесс: чем более альтруистично общество — тем оно сильнее в прогнозах, а чем оно информационно сильнее — тем альтруистичнее.
Помимо прочего, «открытость» (даже немного ритуализованная) играет у комми роль маркера «свой — чужой», что особенно важно для парохиальных альтруистов. Этот маркер довольно сложно подделать, ведь для этого надо открыто продемонстрировать свои цели, средства и процесс достижения цели. Причём опознание происходит в обществе поголовно вооружённых «окситоциновых» эмпатов, тонко чувствующих несоответствие показываемых и реальных мыслей. Оно смертельно опасно.
Вот вам и разгадка «культа правды». Вот вам и средоточие силы общества комми, — попытался пренебрежительно закончить Владимир Борисович.
Да у Полковника разве проскочишь? Но в этот раз Полковник лишь ещё раз ухмыльнулся и с виду добродушно отправил майора восвояси, изволив пошутить на прощание:
— Давай-давай, «комми», сам-то не балуй с окситоцином. Твой отчёт принят, операция признана мною успешно завершённой. Разговор окончен, иди.
Немного
Телефонный звонок, как ему и полагается, раздался не вовремя и внезапно. На экране айфона высветился незнакомый номер.
— Владимир Борисович?
— С кем имею честь?
— Степан Макарыч я, координатор коммунаров. Мы тута эта, решили к вам, на анализ крови, всей группой материала подкинуть, а ежели вам мало, то и поболее народу соберём. Ужо смекнули, что вы наш генотип изучаете. А нам это дело прямо тоже интересно, да таких лабораторных возможностей, как у вас, у нас тут пока нет. Ну и, значит, решили — даём вам материал, но с одним условием: вы уж нам результаты анализов-то продублируйте. Идёт? Сколько вам, для начала, проб нужно? Какая должна быть выборка по половым, возрастным, расовым и прочим признакам? Всё будет!
— Ваше предложение нам интересно. Я вам перезвоню позже, — скорость интеллектуальной реакции — важное качество чекиста, именно оно делает голову холодной. Никаких ступоров и прочих шоковых состояний быть не должно — они являются признаком профнепригодности. Даже в такой ситуации, когда коммунары просчитали партию на большее число ходов, Владимир Борисович как будто не проиграл ни одной фигуры. Правда, Степан Макарыч-то знал, что темп он немного выиграл. Голос из айфона продолжал:
— Дак что же вы, Владимир Борисович, сразу-то к нам прямо не обратились? А ежели б воевать начали? Больно же… Получать иглу-то в задницу исподтишка кому охота? Кто его знает, что там в вашей ампуле налито? Вы же в курсе наших принципов — связались бы с первым попавшимся коммунаром, да и всё. А уж сколько б денег народных на «пульках» сэкономили… В вашем Интернете контактные адреса наших представителей давно выложены. Гугол в помощь…
«Издевается ж, — думал Владимир Борисович, — выдернуть из равновесия пытается».
— Извините за неудобство, Степан Макарович. Спасибо Вам за предложение, я внимательно его обдумаю. До свидания.
Владимир Борисович нажал «сброс» и погрузился в раздумье. Комми всё-таки его обошли на этой дистанции. Но он почему-то не сильно горевал об этом. «Альтруисты, блин, — усмехнулся он, — Крови, говорят, нам не жалко для вас, для врагов. Только, говорят, поделитесь с нами свежей, новой, актуальной информацией — мы за неё с кем хошь сотрудничать готовы, хоть с вами, с кровавыми палачами».
А Полковник стоял в своём кабинете, прислонившись лбом к стеклу. Для него, бывшего члена бывшей КПСС, бывшего воина-интернационалиста, бывшего советского офицера, бывшего пионера и октябрёнка, — идеи коммунизма, серп и молот, и красный флаг когда-то тоже были не пустым звуком. И вот он сейчас должен бороться против тех, идейные двойники которых должны были в его стране ещё тридцать лет назад построить «царствие божие на земле». «Они сделали то, что не успели сделать наши отцы — воспитать нового человека, человека новой общественно-экономической формации. Они сделали то, за что погибали наши деды на Великой войне».
— Окситоциновая цивилизация, чёрт её дери! — шёпотом пробормотал себе под нос посеревший Полковник, — окситоциновая цивилизация! — его душила тяжёлая, беспросветная злоба…
Ясен день, дело не только в окситоцине. Понятно, что, скорее всего, обязательно возрастает вазопрессин, а сам окситоцин, при некоторых обстоятельствах, может «уменьшать» концентрацию норадреналина; что концентрация перечисленных веществ влияет на выработку (и/или восприимчивость организма к) эндорфинам; и прочее…
Если бы я мог, эдак запросто, нарисовать карту всех гормональных взаимодействий и, в итоге, их социальные проявления, я бы писал не сюда, а в Nature. А затем — получил бы Нобелевскую премию.
Суть рассказа:
а) в указании на биологическую составляющую социального поведения и альтруизма в частности;
б) в демонстрации основных трендов социальной эволюции, как я их понимаю («социальная цефализация», тотальная открытость, альтруизация);
в) гипотеза о том, какие в первую очередь должны быть изменения в социальной биологии «комми».