Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!
Шрифт:
Вердеревский неожиданно криво усмехнулся.
– И еще, Александр Федорович. Вот, посмотрите, что сейчас расклеивают и уже читают на улицах города, – с этими словами Вердеревский протянул мне свернутую в трубку бумагу, которая оказалась не картой, а большим плакатом. Я положил его на стол и развернул. Послы, внимательно слушавшие наш разговор с морским министром, подошли поближе и заглянули мне через плечо. Действительно, посмотреть было на что. На прекрасного качества листе гладкой бумаги была напечатана подборка фотографий с картинами морского сражения.
На первой был виден огромный полузатопленный корабль.
– Это
Выглядел «Мольтке» весьма непрезентабельно. Похоже, что он был потоплен после попадания в него снарядов чудовищного калибра. Во всяком случае, разрушения на нем были заметны невооруженным глазом.
На второй фотографии мы увидели берег моря, сплошь усеянный трупами немецких солдат и матросов. На третьей – несколько десятков пленных, испуганных и жалких. На четвертой был изображен немецкий адмирал с кучкой испуганных и каких-то помятых офицеров. Как следовало из подписи, это был адмирал Шмидт со своим штабом, взятый в плен большевистскими морскими пехотинцами.
Похоже, германский адмирал перед фотографированием какое-то время плавал в море. Во всяком случае, было видно, что одежда на нем была еще мокрая, а сам он был хмур и зол на всех на свете.
А вот следующие фотографии вызвали возглас изумления у господ послов. И было чему удивляться. На ярком цветном фото был изображен боевой корабль с развевающимся на его мачте Андреевским флагом. Корабль стрелял из… Тут я затрудняюсь сказать – из чего. Я вопросительно посмотрел на Дмитрия Николаевича, который в ответ лишь пожал плечами. Было лишь понятно, что это оружие. Пламя вырывалось из какой-то трубы, множество подобных которой были наклонно установлены вдоль борта этого корабля. Сам же корабль выглядел необычно. Я еще раз посмотрел на Вердеревского.
– Александр Федорович, – сказал он, – таких кораблей нет ни в одном из флотов мира. Это я вам могу сказать точно. Это что-то совершенно новое, совершенно неизвестное, я затрудняюсь даже точно определить класс этого корабля…
Рядом красовалась еще одна фотография, на которой мы увидели странный летательный аппарат с Андреевским флагом на борту и красными звездами на высоких килях. Эти аппараты не имели крыльев и держались в воздухе с помощью огромных винтов, которые вращались над ними. Судя по всему, винтокрылые аппараты были боевыми машинами. Во всяком случае, под одним из них были подвешены предметы, напоминающие бомбы или снаряды.
– Что вы теперь скажете, господа? – спросил я у послов.
Те в ответ лишь развели руками. Я же обратил их внимание на огромных размеров заголовок плаката: «Читайте большевистскую газету “Рабочий путь!” Только там вы узнаете все подробности блестящей победы Революционного Балтийского флота над грозной эскадрой кайзера Вильгельма!»
– Получается, что эта таинственная эскадра действительно союзна большевикам? – растерянно спросил у меня французский посол Нуланс.
В ответ я лишь пожал плечами, ибо сам знал не больше, чем они. В глазах Нуланса и Бьюкенена недоумение сменилось тревогой. Они неожиданно стали прощаться и заторопились к выходу. Понятно, побегут сейчас в свои посольства, писать спешные депеши своим правительствам.
Послы ушли, и я посмотрел на Вердеревского, он – на меня… Почему-то мне вдруг вспомнилась немая сцена из «Ревизора» и поза судьи Ляпкина-Тяпкина,
Откланявшись, морской министр тоже покинул меня, обещая держать в курсе всех событий. Ага, сейчас! Побежит к победителям по известному адресу в Смольный…
А вот что мне делать-то? Кому писать донесение? На деревню дедушке? Государю-императору Николаю Александровичу? Вон, стоит телефон, снять трубку и сказать:
– Барышня, дайте Кавалергардскую улицу, дом 40, типографию газеты «Труд», – и попросить к аппарату товарища Сталина.
Эх, была не была… Сталин – не Ульянов, он всегда придерживался спокойной, взвешенной и разумной позиции… Ноги сами привели меня к столику с телефоном, рука взяла трубку и поднесла к уху. Словно кидаясь в бурную горную речку с обжигающей кожу водой, я произнес:
– Алло, барышня, дайте, пожалуйста, Кавалергардскую улицу, дом 40, типографию газеты «Труд», – и после короткой паузы: – Позовите, пожалуйста, к аппарату товарища Сталина. Говорит Керенский Александр Федорович, министр-председатель Российской республики…
12 октября (29 сентября) 1917 года. Петроград, Кавалергардская улица, дом 40, типография газеты «Рабочий путь»
Александр Васильевич Тамбовцев
Товарищ Сталин подписал номер к печати, зашумели- загремели ротационно-печатные станки, выплевывая полосы. На длинных столах расположились фальцовщицы, которые ловко собирали из отпечатанных разворотов книжку спецвыпуска и сбрасывали готовый номер упаковщице. У входа в типографию за оцеплением волынцев рыли землю от нетерпения распространители, предвкушая неслыханный заработок от продажи газет. А на Кавалергардской улице уже собралась гудящая от возбуждения толпа потенциальных покупателей, сжимающих в потных ладонях мятые керенки.
Мы расположились в закутке типографии и с наслаждением, не спеша листали газеты, остро пахнущие типографской краской. Выпуск оставлял ощущение хорошо сделанной работы. Конечно, по нашим временам, качество печати выглядело на троечку – изображение на фотографиях было не очень хорошим, бумага сероватая, почти оберточная. Но главное ведь не в этом, а в содержании газеты.
Там во всех подробностях рассказывалось о разгроме немецкого десанта, о потоплении линейного крейсера «Мольтке» и легких крейсеров, о бегстве флота кайзера в Вильгельмсгафен и прочих героических делах Революционной Большевистской эскадры флота. Здесь же были интервью с героями этого сражения, в том числе и с командующим эскадрой большевиков контр-адмиралом Ларионовым.
На полосах были фотографии невиданных кораблей, боевых летательных аппаратов, именуемых вертолетами, пленных немецких солдат и моряков, потопленного «Мольтке», по палубе которого пробегали волны; жалкие, торчащие из воды обломки того, что было когда-то германским легким крейсером «Франкфурт». Словом, информационная бомба в несколько мегатонн была готова к употреблению.
Довольный Сталин, хитро поглядывая на нас, сунул руку в неказистую тумбочку и выудил оттуда большую, покрытую пылью бутыль темного стекла. Потом, пошарив, достал несколько пряников и жестяную коробку с леденцами.