Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

Михайловский Александр В.

По моим щекам покатились слезы. Конечно, в апреле 1917 года меня так же торжественно встречали у Финляндского вокзала, но тогда мы еще не были у власти, и Временное правительство могло бы нас прихлопнуть, как котят. А вот теперь… Теперь Временное правительство низвергнуто, причем больше собственными усилиями, чем нашими. Мы победили – ну, или почти победили, и при этом открыли новую страницу истории государства, которое совсем недавно именовалось Российской империей, а потом Российской республикой. Как эта страна будет называться дальше, я еще пока не решил, но это уже не так важно. Именно здесь мы построим первое на земле общество социальной справедливости и освобожденного труда!

Поднявшись

по каменным ступеням пристани, я увидел улыбающегося Сталина, рядом с ним стояли довольный, буквально сияющий Дзержинский и какой-то генерал в пенсне. Еще несколько человек в уже знакомой мне пятнистой форме держались отдельно, хотя и находились в первых рядах встречающих. Видно, что главным среди них был офицер среднего роста, худощавый, с лицом, помеченным мелкими шрамами. Чутье подсказывало мне, что он успел немало повоевать, и грязь окопов для него привычнее паркета штабов. Рядом стоял еще один офицер, только помоложе, с жестким лицом кавказца. Третьим в их компании был немолодой, с короткой седой бородой мужчина, одетый в цивильный костюм. Но по его выправке было видно, что он тоже когда-то носил форму.

– Здравствуйте, товарищ Ленин, – сказал Сталин, пожимая мне руку. – Вот, разрешите вам представить, – он повернулся к встречающим. – Генерального штаба генерал-лейтенант Потапов Николай Михайлович, – генерал в пенсне подчеркнуто вежливо приложил ладонь к своей фуражке. – Полковник Бережной Вячеслав Николаевич, – козырнув, худощавый офицер пожал мне руку. Ну и у него и ручка, так сразу и не подумаешь, что он такой силач… – Старший лейтенант Бесоев Николай Арсентьевич, – офицер-кавказец, отдав честь, сделал шаг в сторону. Было заметно, что он все время поглядывает по сторонам, словно выглядывая возможную для нас опасность. Понятно, он у них кто-то вроде охранника… – Тамбовцев Александр Васильевич, журналист, – седобородый добродушно улыбнулся и протянул мне руку. Но по его хитрым глазам я понял, что он не так уж прост, как старается казаться. Как, впрочем, и я. Но у него преимущество, поскольку он про меня знает все, а я про него ничего. – А теперь, товарищи, давайте отправимся в Смольный, где обсудим все вопросы, связанные с передачей власти Керенским и формированием нового правительства, – пригласил Сталин. – Прошу вас.

Толпа, встречавшая меня, расступилась, и я увидел три удивительных автомобиля, совершенно не похожих на те, которые мне раньше доводилось видеть. Два из них, относительно небольшого размера, были выкрашены темно-зеленой краской с желтыми и коричневыми разводами. Наверху у одного стоял пулемет, другой был украшен какой-то штукой с очень толстым стволом и массивным круглым барабаном. Третий автомобиль с восемью большими колесами был, скорее всего, броневиком: цельнометаллический, без окон, а на самом верху небольшая круглая башенка, из которой торчат два ствола – один большой, второй поменьше. Возле броневика стоял десяток солдат все в той же пятнистой форме, вооруженных короткими карабинами. Поневоле поверишь если не в переселение душ, то в пришельцев из других времен.

Тут мне вспомнилась встреча в апреле этого года у Финляндского вокзала. Я попросил солдат, стоявших у восьмиколесного броневика подсадить меня. Встав на крыше этой боевой машины, я посмотрел на людей, обступивших ее, на развевающиеся красные флаги, на окна Зимнего дворца, и произнес:

– Товарищи! Рабочая и крестьянская социалистическая революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась!

Толпа дружно закричала:

– Ура!

Оркестр снова заиграл, на этот раз «Марсельезу». Я спустился с броневика и, на прощание помахав кепкой, сел в одну из машин,

разукрашенных замысловатыми узорами. Туда же сели Сталин, Дзержинский, Потапов, Бережной, Бесоев, Тамбовцев и унтер-офицер Игорь Кукушкин, которого Сталин при всех похвалил за образцовое выполнение задания партии. Было немного тесновато, но вполне терпимо. Еще несколько человек, включая подполковника Ильина и одну миловидную чернявую даму, сели во второе авто.

– Ну, поехали? – спросил Бережной, сев за руль нашей машины. Люди из будущего почему-то заулыбались. Заурчал мотор, и автомобиль плавно тронулся с места…

Я оглянулся. Вслед за нами двигался второй автомобиль, а за ним следовал и броневик. Подумав, что нападение на нас было бы сейчас натуральным самоубийством, я впервые за несколько последних месяцев почувствовал себя в полной безопасности…

13 октября (30 сентября) 1917 года, 18:30. Суворовский проспект, дом 48

Капитан Александр Васильевич Тамбовцев

После триумфальной встречи Ильича на набережной у Зимнего дворца мы дружно погрузились в «Тигры» и, вывернув на Невский, не спеша поехали в сторону Николаевского вокзала. Ленин с удивлением крутил головой, разглядывая оборудование нашего автомобиля.

– Да, товарищи, – сказал он, – вижу, что за это время техника получила значительное развитие. И пользоваться ею могут лишь грамотные люди. Похоже, что в ваше время значительная часть сознательных пролетариев и крестьян получили неплохое образование.

– В общем, вы правы, Владимир Ильич, – ответил я, – всеобщее среднее образование обязательно и бесплатно. Молодого человека, не имеющего среднего образования, к примеру, не допустят до отбытия воинского долга.

– Это же замечательно, товарищ Тамбовцев! – воскликнул Ленин. – Ну, а каких еще успехов вы добились в вашем будущем?

– Товарищ Ленин, – вмешался в разговор Сталин, – давайте поговорим не о будущем, а о настоящем. Без него будущее просто не наступит. Нам сейчас предстоит очень ответственное дело – необходимо сформировать правительство большевиков, которое возьмет власть, выпавшую из немощных рук Временного правительства господина Керенского.

– А где, кстати, сейчас сам Керенский? – встрепенулся Ленин. – Наверное, сбежал, подлец…

– Нет, товарищ Ленин, – ответил Сталин, – он в надежном месте и под охраной. Мы решили приберечь его до Второго съезда Советов. Как вы знаете, тот должен состояться недели через две. И на нем Керенский самолично подтвердит, что власть добровольно была передана им большевикам, которые единственные из всех партий способны сделать для России хоть что-то полезное. Ну, а потом мы подыщем гражданину Керенскому работу по плечу.

– Неплохо придумано, – заметил Ленин, – так мы заткнем рты разным там Черновым, Данам, Чхеидзе и Мартовым, а также всяким местным и зарубежным писакам, которые станут упрекать нас в узурпации власти.

Мне вдруг в голову пришла одна мысль.

– Товарищи, – сказал я, – в нашем времени была такая государственная должность, по-английски звучащая как омбутсмен, или защитник прав человека. Александр Федорович – персонаж не злой, только безволен и глуп чрезвычайно. Назначить его таким вот омбутсменом, дать кабинет, правильного человека в секретари, и пусть к нему идут жалобщики со всей Руси Великой, Малой, Белой и прочая, прочая, прочая. Большая часть жалоб будет, конечно, обычными кляузами, но таким образом можно очень быстро узнавать в том числе и о больших безобразиях. Естественно, за Керенским будут присматривать соответствующие люди, чтобы его снова не потянуло в политику…