Ола
Шрифт:
…Лезут глаза его светлости на лоб.
Помнит, видать, не забыл, чего на Табладо случилось!
Однако же и мне руку сунул, не два пальца – всю. Пожал даже.
Год мыть не буду!
Изобразил я поклон повежливее – и дух перевел.
Ушли!
А я снова по сторонам гляжу – спрятаться бы. Вон, арка темнеет! Нырнуть, рыцаря моего прихватить…
– …А посему рад вам представить, дорогие сеньоры и сеньорины, моего дорогого гостя – отважного идальго Алонсо Торибио-и-Ампуэро-и-Кихада, прославившего нашу Кастилию под именем…
Поздно!
– … Дона Саладо!
Зашумело вокруг, точно в водоворот мы попали. Кто расступился, кто ближе подошел, и глядь, вроде как посередине мы
И герцог тут же – рядом. Серьезный такой, важный.
– Ведаете вы, дорогие гости, что Дон Саладо – последний странствующий рыцарь во всей Испании, великий боец с великанами, драконами и василисками. А посему пригласил я его, дабы послушать нам рассказ о его подвигах славных…
Гигикнул кто-то – рядом совсем. Мерзко так, словно его пером пощекотали. Аж дернуло меня!
– …Попросим, попросим его, сеньоры!
Теперь уже не один – десяток целый заржал. Ну точно жеребцы перед случкой! А все остальные в ладоши ударили – дружно так, радостно.
Понял я – не уйти. Словно стена вокруг.
– Просим! Просим! Эх, дядька, дядька!
А Дон Саладо вперед выступает, поклон отдает, шлем поправляет.
А сзади шепоток, мелкий такой, гадкий:
– Сеньоры, да он же кастрюлю надел. Ей-ей, кастрюлю!
Не слышит мой Дон Саладо. Окуляры на нос надевает, свиток из-за пояса достает. Разворачивает… А по толпе уже хохоток – мелкой рябью.
– Достославные сеньоры и сеньорины!…
Стихло все. Только где-то в углу вроде как взвизгнул кто-то.
– Немало смущался я, в столь славный дом собираясь. А потому прошу простить меня за рассказ бесхитростный…
– Про великанов! – хмыкнуло под ухом.
– …По примеру давних сказаний составленный… Прокашлялся рыцарь, свиток к окулярам поднес:
– Полны чудес… Да, полны чудес…
Полны чудес преданья давно минувших дней,Про давние деянья великих королей.Ушли они навеки, не встретишь с давних порТаких, как храбрый Ланчелот и Сид Компеадор.Однако же и ныне встречаются поройОтважные идальго, что смело рвутся в бой.Дабы врагов Христовых рукой своей сломитьИ чудищ омерзительных без счету поразить.Ущипнул я себя за ухо – не помогло. Выходит, и вправду не чудится мне. Вон, у соседа челюсть отвисла, а у другого вообще – глаза на лоб лезут.
Дорогами Кастильи, моей родной страны,Последние герои, обычаям верны,Спешат к сраженьям храбро под знаменем Христа,И рыцарская клятва их доселе не пуста.В Эстремадуре славной идальго некий жил,Богатством не кичился, но честно он служилИ королю Хуану, и нашей Изабелле,И видели его не раз в горячем ратном деле.Когда же рыцарь этот отвоевал сполнаИ служба его стала державе не нужна,Надел он шлем-салад свой, мечом опоясалсяИ в дальний путь за славою без страха он собрался.Назвался Дон Саладо из скромности понятной,Как и велит обычай, идальго всем приятный:Не имя красит подвиг, а слава дарит честь.Пускай узнают всеВот, значит, чего рыцарь мой с бакалавром вместе строчили!
А вокруг странное что-то. Переглядываются благородные сеньоры, плечами пожимают. Кое-кто все еще ухмыляется, но неуверенно как-то. И шепот, шепот…
А Дон Саладо не слышит ничего, не замечает, дальше рубит. И про рыцарей, и про замки заколдованные, про людоедов страшных – и про великанов, понятно. И чисто так, красиво!
Не выдержал кто-то, в ухо задышал:
– Сеньор, а кто он на самом деле? Чьи это стихи?
Отмахнулся я, отвечать не стал. Потому как Дон Саладо про самое интересное заговорил:
Однако ж великаны в свирепости великойНапали на идальго своей ватагой дикой.И смерть ему б случилась, но не дозволил Бог:Безвестный юноша-герой ступил тут на порог.Идальго Белый звался, хоть был лишь эскудеро,И в битву с великанами вступил он тут же смело,Блеснул клинок миланский – и сгинули враги,Артур такого не имел отважного слуги.Сей юноша достойный стать рыцарем дерзал,И верным щитоносцем он у Саладо стал.С тех пор они не знали досады пораженьяИ побеждали всех врагов в бесчисленных сраженьях.Даже не по себе мне стало, вроде как жаром припекло. Одно дело в харчевне подвигами хвалиться, а совсем другое – чтобы в стихах описали. Прямо-таки романсьеро!
…Эх, рано лобастая уехала!
А Дон Саладо все дальше забирает, все круче. И уже не ухмыляется никто, серьезно слушают, головами качают – сочувствуют вроде. А как не сочувствовать, когда Дон Саладо про замок колдовской рассказывать начал. Знакомый такой замок, куда нас с рыцарем моим заманить собрались…
Сказал Идальго Белый: «Ловушку чую я,И в том порукой станет и честь, и жизнь моя.Поеду в замок первый и весть подам я вам,А если нас засада ждет – вступлю я в битву сам!»И не послушал даже он рыцаря совет,И оттого случилось немало тяжких бед.Но все же не досталось врагам торжествовать,И вместе сокрушить смогли они лихую рать.Однако же не сразу удача к ним пришла.За стенами засада там храбреца ждала,И схвачен эскудеро, в застенок брошен он,И в недрах подземелья был герой наш погребен.Узнав об этом, рыцарь свой верный меч досталИ сталь его холодную с молитвой целовал,И прямо в замок страшный решил он поспешить,Дабы погибнуть вместе им иль вместе победить!Улыбнулся я, идальго моего калечного вспомнив – как мы с ним у ворот того дома встретились. Конечно, не совсем так все было, но ведь на то и стихи!
Поглядел я искоса на сеньоров да сеньор, вокруг нас толпящихся. Не хмыкают – слушают!
То-то!
И снова – шепот в самое ухо:
– Уж не сеньор ли Фернандо де Рохас это? Славные стихи!
А ведь знакомое имя!
– Занят он, сеньор Фернандо, – не утерпел я. – Сонет пишет – чтобы ни гласных в нем, ни согласных не было. «Y-сонет» называется.